Читать книгу "Русские гусары. Мемуары офицера императорской кавалерии. 1911-1920 - Владимир Литтауэр"

Вообще в полку женитьбе предшествовала довольно сложная процедура. Официально надо было получить разрешение командира полка, а неофициально офицеры полка должны были одобрить невесту. Большинство из нас пришли в полк корнетами, и, естественно, полк стал для нас семьей. Некоторые особо честолюбивые офицеры, стремившиеся сделать карьеру в армии, уезжали из полка и поступали в Академию Генерального штаба. Кто-то из офицеров переходил в другой полк или выходил в отставку по собственному желанию; некоторых выгоняли из полка. Те, кто не подходил нам по каким-то причинам, не допускались в семью. Это не было проявлением снобизма; мы просто хотели сохранить благоприятную атмосферу в полку. Сравнительно мало офицеров были женаты (в мое время примерно десять из сорока), и в основном старшие офицеры.

Офицерским женам не позволялось посещать наш клуб, и все вечеринки были исключительно холостяцкими. Правда, жены офицеров приглашали некоторых из нас на обеды и ходили в театры и рестораны вместе с мужьями и их друзьями.

Однако женщины совсем другого сорта посещали клуб, правда только тайно, по ночам, если у них было свидание с дежурным офицером. Когда на днях я встретился с полковым товарищем, живущим в Нью-Йорке, то разговор зашел о нашем клубе.

– Разве ты не помнишь, что задняя часть дома выходила на пустынную улицу и по ночам мы впускали девушек в окно, чтобы их никто не заметил?

Не собираясь жениться, но понимая, что являюсь завидным женихом, я сторонился девушек из приличных семей. Большинство моих знакомых женщин были женами офицеров, не только моего полка; законы чести не позволяли нам заводить романы с женами друзей. Мое общение с женщинами ограничивалось так называемыми полковыми дамами нашего круга. Они не были проститутками. Скорее они были женщинами не слишком строгих правил; некоторые забавные и все без исключения очаровательные. Понимая, что они одаривают своей благосклонностью всех подряд, можно было тем не менее серьезно влюбиться в одну из этих веселых, хорошеньких девушек.

Офицеры полка выносили свое решение не только в отношении невест, но иногда и в отношении подруг офицера. В первый месяц в Москве со мной произошел неприятный случай. На благотворительном базаре я познакомился с очень красивой женщиной слегка за тридцать и пригласил ее на вечернее представление в цирк. В соседней с нами ложе сидели офицеры из моего полка. Поприветствовав меня, они мельком взглянули на мою спутницу. После представления моя дама предложила встретиться на следующий день, после того как я освобожусь со службы; она хотела показать мне свои любимые места в Москве. На этом мы и расстались. Утром полковник отозвал меня в сторону и объяснил, что дама, которая была вчера со мной в публичном месте, имеет неважную репутацию: она оказывает материальную помощь молодым людям, а говоря проще, содержит их, и что, соблюдая приличия, я могу сегодня встретиться с ней, но если я собираюсь продолжить знакомство, то придется выбирать между этой женщиной и полком.

Не только в «Яре», но и в других московских ресторанах оркестр встречал нас, гусар, исполнением полкового марша. В этот момент внимание всего зала было сосредоточено на нас. Сегодня я бы, конечно, испытал чувство неловкости, но тогда мне было двадцать с небольшим, и это казалось в порядке вещей.

В летние месяцы часть нашего полкового оркестра играла в саду ресторана «Яр». По штатному расписанию в оркестр кавалерийского полка входило шестнадцать трубачей, но наш предприимчивый дирижер, Марквард, организовал большой оркестр, наняв музыкантов, многие из которых были студентами консерватории. Порядка сотни музыкантов входили в большой оркестр, который делился на несколько небольших оркестров, и эти группы музыкантов играли в Большом театре, на операх и балетах, где требовались партии трубы, на балах, катках и т. д. и т. п. Удачное сочетание коммерческой деятельности с общественными связями! Когда мы хотели послушать музыку в офицерском собрании, то приглашали только шестнадцать полковых трубачей. Доход от выступлений оркестра шел на покупку новой формы, на строительство закрытого манежа и прочие нужды.

В соответствии с приказом командующего Московским военным округом офицеры могли постоянно посещать только дюжину московских ресторанов, среди которых были «Яр», «Стрельна», «Максим» и «Прага». Этот приказ в какой-то мере был продиктован враждебным отношением к офицерам со стороны либеральной части населения, резко возросшим после подавления революции 1905 года. То тут, то там в публичных местах происходили неприятные инциденты, в ходе которых офицерам, чтобы защитить свою честь, приходилось браться за оружие. Иногда сами офицеры провоцировали гражданское население. К примеру, в Санкт-Петербурге бывший офицер моего полка убил в ресторане штатского за то, что тот отказался встать во время исполнения государственного гимна. В результате в ресторанах было запрещено исполнять гимн.

Общеизвестно особое отношение офицеров к эполетам. Если у вас срывали эполет, вам приходилось убивать, чтобы защитить не только свою честь, но честь армии в целом. В случае неудачи предполагалось, что вы покончите жизнь самоубийством. Помимо сабли у меня всегда был при себе браунинг. Я никогда не забуду, как постоянно перекладывал его из одного кармана в другой, выходя на улицу и возвращаясь в помещение. После революции красноармейцы поначалу были без погон, но позже погоны опять появились.

Железнодорожные буфеты занимали низшую ступень в списке разрешенных для посещения злачных мест, однако кормили там очень неплохо. Я несколько раз обедал в буфете Николаевского вокзала перед поездкой в Санкт-Петербург; моя семья жила в Петербурге, и на выходные я ездил повидаться с родными. Расстояние в 640 километров между Москвой и Санкт-Петербургом ночной курьерский поезд покрывал за десять часов; в то время это казалось невероятно быстро.

Однажды официант в станционном буфете, посчитавший, что раз я гусар, то наверняка буду пить водку, спросил, принести мне маленький или большой графин. В то время я не увлекался выпивкой, а в данном случае вообще не собирался выпивать. Я не мог посрамить честь полка.

– Большой, – ответил я, про себя решив, что заказать – не значит пить.

Официант мгновенно выполнил заказ, и я не успел оглянуться, как он налил мне из графина целый стакан водки. Я выпил, и официант тут же налил опять. Что оставалось делать? Я пил стакан за стаканом, изображая бывалого гусара. В результате я так напился, что с трудом сел в поезд и мучился всю дорогу до Санкт-Петербурга. А все из-за официанта, который считал, что все гусары любят выпить.

Молодые корнеты, особенно в первые несколько месяцев, ужасно боялись сделать что-то не так и тем самым уронить престиж полка, как они его понимали.

Как-то вечером я остался дома и уже собирался лечь спать, когда ко мне буквально ворвался корнет Поляков и, выставив на стол несколько бутылок вина, возбужденно прокричал:

– Я только что купил чудесную собаку с выдающейся родословной! Потрясающая удача. Давай отметим покупку. Поедем в «Яр». Я приглашаю.

Мы отлично поужинали и примерно в час ночи решили возвращаться домой. И тут Поляков, ощупав карманы, заявил: