Читать книгу "Розы на руинах - Вирджиния Клео Эндрюс"

Я вздрогнул и посмотрел на своего щенка-пони, который беззаботно гонялся за своим хвостом.

– В твоих глазах я вижу силу, мальчик. Такая же сила была у Малькольма. Бог послал тебя, чтобы выполнить великую миссию. Малькольм не будет спать спокойно в своей могиле, пока весь этот дьявольский посев не сгорит живьем на дьявольском же огне!

– Дьявольском огне, – повторил я машинально.

– Двое уже в огне… очередь за тремя.

– Очередь за тремя.

– Дьявольский посев умножается.

– Умножается…

– И когда ты исполнишь свою миссию, тогда Малькольм отдохнет в своей могиле.

– Отдохнет в моей могиле.

– Что ты сказал?

Я страшно смутился. Иногда мне казалось, что я – это Малькольм.

Но Джон Эймос почему-то улыбнулся и остался доволен. Мне было позволено идти домой.

Джори засыпал меня вопросами:

– Где ты был? Что ты там делал? Я видел, как ты говорил с этим старым дворецким. Что он говорил тебе?

Я был перед ним, как мышь передо львом. Но я припомнил, как поступал в таких случаях Малькольм.

Я сделал ледяное выражение лица и проговорил:

– У нас с Джоном Эймосом секреты, которые не твоего дрянного ума дело.

Джори застыл. Я спокойно пошел дальше.

Под раскидистым деревом мама укачивала Синди в детском гамаке. Слюнявые девчонки должны быть привязаны, чтобы не вывалились.

– Барт! – позвала мама. – Где ты был?

– Нигде! – рявкнул я.

– Барт, мне не нравится твоя грубость.

Я остановился и направил на нее свой мощный взгляд, думая, что смогу, как Малькольм, испепелить ее. Но тут я увидел, что ее обтягивающая голубая маечка даже не достает до верха ее белых шортов и виден пупок! Грех показывать голое тело. В Библии Создатель приказал Адаму и Еве надеть одежду и закрыть свое греховное тело. Или моя мама такая же грешница, как та Коррина, что убежала со своим любовником?

– Барт, не гляди на меня так, будто не узнаешь.

Мне на ум пришла одна из любимых цитат Джона Эймоса. Понемногу я начинал понимать промысел Божий в отношении людей.

Я сказал:

– Имей в виду, мама: Господу известно все, и он всем воздаст по делам их.

Мама чуть не подпрыгнула:

– С чего это ты говоришь такое?

Как она трепещет! Я повернулся, чтобы обозреть все эти голые статуи в этом Саду Греха. Голые люди – вот что не дает Малькольму спокойно спать в могиле.

Но все же я любил ее. Она была моя мама; иногда она приходила поцеловать меня на ночь и послушать мои молитвы. До Синди она любила меня больше и проводила со мной больше времени. И никаких «любовников» у нее я не видел.

Я не знал, что теперь сказать.

– Хочу спать, – бросил я и ушел, чувствуя себя неловко и неуютно.

Я был в разрыве со всем миром. А что, если то, о чем пишет Малькольм и говорит Джон Эймос, – правда? Неужели мама грешница и заставляет мужчин быть как животные? А так ли это плохо – быть как животные? Вот Эппл не плохой и не грешник. Да и Клевер тоже, хотя он и не любит меня.

В комнате Джори я остановился перед большим аквариумом, в котором серебристые пузырьки воздуха образовали красивый фонтан, как в шампанском, которое однажды мама дала мне попробовать.

В моем аквариуме рыбки не жили, а у Джори, наоборот, никогда не умирали. В моем пустом аквариуме находился только игрушечный пиратский бриг. Аквариум Джори переливался всеми красками: там стоял игрушечный замок и росли настоящие морские джунгли. Его рыбки плавали среди кораллов.

Джори все делал лучше меня. Я больше не хотел быть Бартом. Барт теперь должен остаться дома и забыть о Диснейленде, потому что он принял на себя ответственность.

Домашнее животное – это, оказывается, тяжелая обязанность.

Я упал на кровать и уставился в потолок. Малькольму больше не нужна его сила и его мудрость. Он умер, и его таланты были растрачены. Но никто никогда не смел заставить Малькольма делать то, чего он не хотел. После того, как он повзрослел, конечно. Мне так хочется стать мужчиной, финансовым магнатом. Как Малькольм.

Пусть люди встают, когда я обращаюсь к ним. Пусть трепещут, когда я гляжу на них. Сжимаются от страха, когда я двинусь с места.

И этот день придет. Я чувствую это.

Тени

– Джори, – сказала мне мама, когда мы шли к машине, – я не понимаю, что случилось с Бартом этим летом. Он совсем изменился. Как ты думаешь, чем он занимается, когда нас нет?

Я почувствовал себя неуютно: мне хотелось защитить Барта, позволив ему сохранить его единственного друга, но, с другой стороны, я никак не мог сказать маме, что та женщина называет себя бабушкой Барта.

– Не беспокойся насчет Барта, мама, – сказал я. – Продолжай заниматься с Синди. Она забавная девчонка, наверное, и ты такой была.

Она улыбнулась и поцеловала меня в щеку:

– Если мои глаза меня не подводят, то есть еще одна забавная девчонка, которой ты восхищаешься.

Я вспыхнул. Я и в самом деле не мог не восхищаться Мелоди Ришарм. Она была безумно мила: с волосами еще светлее, чем у мамы, но с такими же мягкими, сияющими голубыми глазами. Мне кажется, я не смогу влюбиться в девушку, у которой не голубые глаза. Как раз в этот момент Мелоди выпорхнула к машине своего отца, и я снова залюбовался ею. Как незаметно девчонки превращаются в девушек! Я никак не мог поймать того момента, когда вдруг из плоскогрудой девочки расцветает обольстительная, с манящими губами и тонкой талией девушка.

Когда мы приехали домой, мама послала меня за Бартом:

– Если он все еще на том дворе, скажи мне. Я бы не хотела, чтобы мои дети беспокоили старую отшельницу, хотя, видит бог, мне бы не хотелось, чтобы и она беспокоила меня, влезая на эту лестницу.

После длительных поисков я наконец нашел Барта в старом сарае, который в прежние времена называли флигелем для экипажей. Теперь там стояли пустые стойла, и в одном из них на грязном сене возлежал Барт. Я не поверил своим глазам: рядом с ним резвился щенок сенбернара. Он был ростом с Барта. Но я сразу понял, что это всего лишь щенок, потому что он уморительно, по-щенячьи взбрыкивал и повизгивал.

В руках у Барта был кнут. Он бросил его наземь и закричал:

– Перестань прыгать, Эппл! Пони перепрыгивают только через барьеры. Поэтому ешь-ка лучше сено, а то завтра я не дам тебе свежего.

– Барт! – тихо позвал я, перегнувшись через стенку, и улыбнулся, когда он подпрыгнул. – Собаки не едят сено.

– Уходи! Убирайся! – Он вспыхнул глазами и лицом. – Тебе здесь нечего делать!