Читать книгу "Проклятие Гиблого хутора - Лана Синявская"

– С ума все посходили, что ли, с этим кладом?

– А что, есть еще интересующиеся? – искренне удивилась я.

– Угу. Сергей Сергеич. А можно я еще один бутербродик съем? Колбаса очень вкусная.

– Ешь хоть все. А кто это – Сергей Сергеич?

Машка мотнула головой куда-то в сторону, примериваясь с какого боку ловчее укусить бутерброд. Я посмотрела туда же, но ничего не поняла. Машка, с сожалением глядя на бутерброд, нетерпеливо пояснила:

– Ну, твой новый сосед. Эльзин папаша. Что тут непонятного?

Вот как! Соседа с его меховой империей я бы заподозрила в последнюю очередь. Он как-то не производил впечатления особо доверчивого собирателя старых сказок.

Тем временем Машка, решив исполнить свой долг до конца, вывалила все, что знала:

– Он, видать, совсем плохой, в смысле – на голову. Вообразил себя потомком каких-то не то купцов, не то промышленников, и составляет свое… как его?.. генетическое дерево!

– Генеалогическое древо, – машинально поправила я.

– Ага. Хобби у него такое.

– С ума сойти.

– И не говори. Просто помешался. Он потому и кривой дом купил.

– Я догадалась… А где родословная, там и фамильное наследство… Хм, издалека видать делового человека.

– Да нет, про клад он просто так спросил, не похоже, что поверил.

– Ну, то, что он не рванул на остров с лопатой, еще ни о чем не говорит. А, кстати, он ТЕБЯ об этом спрашивал?

– Не, бабку. Она у них в доме полы мыла. И не ее одну, это я точно знаю.

– До чего ж нынешним олигархам неймется себя облагородить, – усмехнулась я. – Так и рвутся стать дворянами, да подревнее.

– Знаешь, – задумчиво обратилась Машка к наполовину обкусанному бутерброду, – может, он и правда кто-то там… У него карта есть. Старинная.

– Карта? – насторожилась я.

– Ага, – кивнула Машка и добавила с уважением: – Карта сокровищ.

– Это тоже твоя бабушка видела?

– Нет. Эльза говорила. Она папанино увлечение всерьез не воспринимает. Смеется даже.

Мне было не до смеха. Круг замкнулся. Даша в последние дни выполняла какую-то работу для человека, у которого были все основания интересоваться островом. Она там побывала, сама ли или по его просьбе – мне неизвестно. И умерла. Если отбросить видения Юрика, то в смерти подруги не было ничего таинственного: ее банально застрелили. У нас не Америка, огнестрельное оружие не лежит в каждой прикроватной тумбочке, владеют им люди, так или иначе соприкасающиеся с криминалом. В том, что сосед при его бизнесе входит в эту категорию, я не сомневалась. Выходило, что меховой король – главный подозреваемый!

На самом деле, у меня не было никаких оснований так считать, но не подозревать же мне ту же Машку или любого другого из тех, кого я знаю тыщу лет?

После того, как тарелка с бутербродами опустела, подружка заскучала.

– Ну, я пойду? – спросила она неуверенно.

– Что? – рассеянно переспросила я. – Да, иди, иди.

Кажется, Машуня ждала другого ответа, но покорно поплелась к двери, волоча за собой шаль.

Меня клонило в сон, и я решила, что ничего плохого не случится, если я немного посплю.

Как же я ошибалась.

Я так и не поняла, что меня разбудило. Возможно, сквозняк? По крайней мере, проснулась я от холода. Одеяло не спасало.

Завернувшись в него поплотнее, я доплелась до окна, чтобы закрыть его, и с удивлением обнаружила, что на улице значительно теплее, чем внутри домика. Я вяло удивилась спросонья.

Раздался тихий стук, совсем близко от моего лица. Я отпрянула и тут же с облегчением вздохнула, увидев мохнатую ночную бабочку. Трепеща крылышками, она билась о стекло, привлеченная отражением луны.

Внезапно мой нос уловил странный запах. Я принюхалась: отчаянно воняло рыбой и речной сыростью. Конечно, река недалеко, но раньше запахи не доносились сюда столь отчетливо. Воняло так, словно у меня под кроватью стух целый кит.

На веранде что-то прошелестело, будто ветер погнал скомканную газету. Я точно знала, что шелестеть там нечему: газет я принципиально не читала, а из печатной продукции на веранде только Машкины книги.

Врать не буду, страха я не испытывала, уверенная, что ничего опасного в домике, запертом на все замки, случиться не может. Но на душе было неспокойно.

Высунув руку на веранду, я пошарила по стене в поисках выключателя и с облегчением щелкнула клавишей. Однако свет не вспыхнул. Вокруг меня по-прежнему была темнота. Странные звуки прекратились, но беспокойство мое усилилось. Стыдно сказать, я даже малодушно пожалела о том, что отважилась жить на Кордоне в полном одиночестве.

На случай форс-мажора у отца была припасена бейсбольная бита. Я пошарила за обувной полкой, с облегчением ухватила ее увесистую тушку всей пятерней и осторожно выскользнула на веранду, сканируя темноту сощуренными глазами.

Воняло здесь еще сильнее.

Теперь, проснувшись, я точно помнила, что никакой рыбы в доме нет, даже консервированной.

Я все еще не боялась, но была озадачена.

Глаза постепенно привыкни к темноте, и я обнаружила, что окна на веранде сильно запотели, а на стекле красуется загогулина, словно нарисованная пальцем. Я бочком приблизилась к окну, однако, прежде чем смогла разглядеть рисунок, угодила босой пяткой в холодную липкую лужу, тихо, но от души, выругалась уже на лету, так как нога поскользнулась и я шлепнулась на пол, взвизгнув от неожиданности.

На Кордоне в летний сезон электричество вырубалось регулярно, в этом не было ничего удивительного, так как провода никто не менял со дня основания. На этот случай, на веранде имелся фонарик, и я прекрасно помнила, где он лежит. На мое счастье он работал. В компании желтого круга света я почувствовала себя увереннее, кряхтя, встала на четвереньки и резко посветила во все стороны только для того, чтобы убедиться – на веранде я совершенно одна.

Мне, правда, показалось, что в углу шевельнулась какая-то тень, но это оказалась всего лишь отцовская плащ-палатка.

Я вернулась к оконному стеклу и на этот раз смогла разглядеть чьи-то художества: три кружочка пирамидкой и треугольник внизу. Ничего не поняв, я все же зарисовала изображение огрызком карандаша на салфетке – спрошу у Петровича, он все знает.

Пока я трудилась над рисунком, картинка на стекле растаяла. Жаль. Теперь никто не поверит в эдакую чертовщину.

Стекло снова стало прозрачным, и сам собой вспыхнул свет. Слава богу!

Проморгавшись, я бросилась изучать лужу, благодаря которой набила себе здоровенную шишку. Она-то как раз никуда не исчезла и выглядела отвратительно. К тому же нестерпимо воняла тухлой рыбой. Морщась от брезгливости, я ткнула в гадость пальцем, убедившись, что она еще и липкая.