Читать книгу "Вельяминовы. Время бури. Книга четвертая - Нелли Шульман"

– Он бы меня похвалил. Все, что я делаю, это ради науки. Ради спасения человечества, приходится жертвовать жизнями отдельных людей. Я уверен, что папа и Риккетс, в Мексике, не церемонились, с индейцами… – Давид считал, что смерти каких-то русских солдат, или китайских крестьян, неважны, по сравнению с лекарствами, могущими принести избавление от неминуемой смерти.

– Китайцы и русские не обеднеют, их много… – он взял инкрустированную перламутром зажигалку. Он всегда курил американские сигареты, или кубинские сигары. Давид повертел серебряную гильотинку. Он сегодня ушел из дома рано, сказав жене, что уезжает в Лейден, в университет.

Он сделал вид, что не может найти свои ключи. Элиза, с девочкой на руках, покорно искала связку по всей квартире. Давид завтракал, с близнецами. Он заметил, что мальчишки, вернувшись в Амстердам, повеселели:

– Они ее забыли, – уверенно сказал себе Давид, – и забыли о смерти родителей Элизы. У маленьких детей вообще память короткая. Все исследователи это утверждают. Близнецам четырех не исполнилось… – Давид обещал малышам большой день рождения, с фокусником, говорящим попугаем, и тортом. Проходя мимо магазинов игрушек, он внимательно изучал витрины. Давид отметил в блокноте несколько возможных подарков. Он собирался дождаться распродаж, в конце лета.

За блинами с малиновым джемом и омлетом с тостами, он проверял, как малыши выполнили задания. Давид скептически относился к способностям жены. Он сам занимался с мальчиками математикой:

– Женщины в подобном не разбираются. Точные науки, создание непреходящих ценностей, в искусстве, медицина, все это прерогативы мужчины. Женщины пусть выносят судна за больными, и ведут секретарскую работу. На большее они не способны… – жена не нашла ключи. Давид, недовольно, заметил:

– Надо было заказать еще одну связку. Впрочем, мы скоро в особняк переедем. Отдай мне свои ключи. Я не собираюсь стоять на площадке, в компании солдат, и ждать, пока ты соизволишь появиться дома. Мне надо работать… – он, требовательно, протянул руку. Элиза открыла рот, Давид оборвал ее:

– Посидишь с детьми в кафе, деньги я тебе выдал. Позвони, я тебя заберу… – у него в кармане лежали обе связки ключей. Не было никакой опасности, что жена, неожиданно появится дома.

Он затянулся крепкой, ароматной сигарой. Коробку подарил герр Максимилиан. Оберштурмбанфюрер, поговорив с профессором по телефону, пригласил его пообедать в ресторан, на Амстеле. Терраса, с холщовыми зонтиками, выходила на канал. Они заказали отличную, свежую рыбу.

За хорошо сваренным кофе, Максимилиан посмотрел на часы:

– Охрану с площадки уберут. Родственному визиту, – на тонких губах играла улыбка, – ничто не помешает.

Давид огладил бороду:

– Как я сказал, это мои предположения, герр Максимилиан. Однако он работал агентом, в Федеральном Бюро Расследований, несколько лет назад. Он объяснил, что в Европе по делам… – Макс, примерно, предполагал, какими делами занят мистер О'Малли. Кардозо позвонил оберштурмбанфюреру, когда Максимилиан ужинал с Генрихом, в «Европе». Макс рекомендовал брату, непременно, съездить в Гаагу:

– Пока эти картины окажутся в Музее Фюрера, – вздохнул фон Рабе, – много времени пройдет. Проект не утвержден. Фюрер хочет перестроить город, появятся новые мосты, новые улицы. Вермеера нельзя пропустить, – вдохновенно сказал Макс, – когда ты увидишь глаза девушки… – официант, в форме рядового СС, вежливо покашлял, у Макса за спиной:

– Вас к телефону, господин оберштурмбанфюрер, срочно… – вытерев губы крахмальной салфеткой, Максимилиан закатил глаза:

– Семь вечера, пятница. Кого еще несет? Вернусь, расскажу все в подробностях, – пообещал он, отодвигая стул.

Фон Рабе стоял в передней ресторана, слушая неуверенный голос профессора Кардозо, не веря своим ушам. Профессор долго извинялся. Макс прервал его: «Ничего страшного, мы люди дела. Говорите».

Делом профессора оказался телефонный звонок. Шурин, брат бывшей жены, как подчеркнул профессор, приехал в Амстердам. Он хотел встретиться со своей сестрой и племянниками:

– Он знает, что мы в разводе, – торопливо добавил профессор, – мой новый телефон он в справочнике нашел. Он только вчера вечером оказался в городе. Он объяснил, что приплыл в Роттердам на американском корабле. Он даже не навещал особняк… – доктор Горовиц, несмотря на плакаты и объявления, как сквозь землю провалилась. Макса немного тревожило это обстоятельство. В стране высоких блондинок, как шутливо называл Голландию фон Рабе, доктора Горовиц можно было искать годами:

– С мужчинами, евреями, проще… – недовольно подумал Макс, – но со времен нюрнбергских законов жиды поумнели. Эйхманн говорил, что они детей не обрезают. Женщин вообще никак не отличишь… – для подобных целей и устраивали регистрацию. Макс понял, что упрямые евреи не собирались являться со своими паспортами в гестапо. Несмотря на речи профессора Кардозо, за последние несколько дней, в соответствующий отдел пришло всего несколько десятков человек. Макс успел заглянуть на первое собрание нового юденрата. По их сведениям, в Амстердаме жило восемьдесят тысяч евреев, а во всей Голландии, в два раза больше.

По сравнению с данными по бывшей Польше эта цифра была смешна. Макс, тем не менее, наставительно, заметил еврейскому совету:

– Порядок есть порядок. Надеюсь, вы понимаете, что лица, не прошедшие регистрацию, будут подвергнуты мерам воздействия… – они торопливо закивали. Максу хотелось применить меры к пропавшей госпоже Горовиц, однако, ее пока не нашли.

Кардозо откашлялся:

– Моего шурина… бывшего, зовут мистер Меир Горовиц. Он тоже американец, – зачем-то прибавил профессор. Макс широко улыбнулся. Мистер Меир Горовиц мог явиться в Амстердам хоть с Луны. Судьбы его это бы не изменило. Оберштурмбанфюрер поблагодарил профессора. Он подмигнул себе: «Все пройдет удачно, я уверен».

Провалы фон Рабе переносил тяжело. После неудачи в Венло, Макс долго анализировал причины частичного неуспеха операции:

– Венло… – Макс замер, с телефонной трубкой в руках, – какой я дурак. Я знал, знал, что где-то видел проклятую Горовиц… – он вспомнил высокую блондинку, читавшую в кафе женские журналы. Макс понял, что его беспокоило. Глядя на фото доктора Горовиц, Макс не мог отделаться от уверенности, что встречал женщину:

– Она оказалась в городке не случайно. Значит, и Холланд, сейчас, где-то рядом. Сестра мистера О» Малли. Они увидятся, обещаю… – Макс вернулся к столу, насвистывая. Оберштурмбанфюрер, иногда, поддавался хорошо скрываемому тщеславию. Среди коллег подобное не приветствовалось, если ты не дослужился до крупного чина. Гиммлер и Мюллер могли себе позволить выслушивать неприкрытую лесть от подчиненных. Другим оставалась партийная, товарищеская скромность.

У Макса, впрочем, имелась семья. Слушая его, младший брат даже открыл рот, от восхищения:

– Очень, очень впечатляет, Макс. У тебя отличная память. Ты ее всего несколько минут видел… – старший фон Рабе покраснел, от удовольствия: