Читать книгу "Мой дедушка был вишней - Анджела Нанетти"

— Или? — прошипела мама. — Срубите дерево вместе с ребенком? Почему бы и нет?

Человек выругался, развернулся, сел в машину и уехал.

Остались я, мама, два человека из экскаваторов, Альфонсина и Оресте, которые пришли поглазеть на зрелище.

— Тебе не холодно? — спросила мама.

На мне были только майка и трусы, но, к счастью, светило солнце. Я ответил ей, что все в порядке. Так мы подождали некоторое время, пока не вернулся человек с лицом бобра, а вместе с ним полицейская машина и грузовик с пожарными.

Бобер, двое полицейских и двое пожарных подошли к дереву и уставились на меня. Потом один полицейский сказал маме:

— Синьора, вот приказание мэра. Нужно начать работы, и он должен слезть. Иначе его снимут пожарные.

Я увидел, что мама начинает волноваться.

— Тонино, пожалуйста…

— Я не спущусь, потому что они хотят срубить вишню, — повторил я. И чем больше я это повторял, тем больше убеждался в собственной правоте.

Тогда из грузовика вышли пожарные и выдвинули лестницу. Потом один начал подниматься. Я ждал, пока он приблизится, а потом перелез на другую ветку. Пожарные передвигали лестницу, и я перемещался вместе с ней. Я слышал голос дедушки: «Думай, что ты птица, думай, что ты кошка, думай, что дерево — твой друг».

Так я и двигался: то вверх, то вниз. А пожарные вертели своей лестницей во все стороны, но так и не смогли до меня добраться. Наконец я оказался на верхушке.

— Это слишком опасно, — сказали пожарные. — Ребенок может упасть, — и остановились.

Мама смотрела на меня расширенными от страха глазами, но ничего не говорила. Только когда человек с лицом бобра пнул Альфонсину, которая подошла поближе, она закричала:

— Только посмей еще раз ее тронуть!

— Плевать я на нее хотел, — сказал он. Потом сплюнул на землю и пошел говорить с людьми из экскаваторов.

Конечно, если бы на мамином месте была бабушка Теодолинда, она бы мокрого места от него не оставила. Он вел себя как дома: плевался, ругался и постоянно смотрел на часы.

Потом он сказал полицейским:

— Скажите мэру, чтобы сам разруливал эту ситуацию. У меня идет другая стройка, и я не могу терять время. — И уехал. Тогда полицейские тоже уехали к мэру, но пожарные остались.

— На всякий случай, синьора.

Когда мама услышала эти слова, то десять раз попросила меня не шевелиться и побежала звонить папе.

Папа приехал в полдень. К тому моменту я сидел на дереве уже четыре часа. Мама и пожарные смотрели на меня снизу, и каждую секунду она повторяла:

— Ты замерз, Тонино?

Я отвечал, что нет, но у меня зуб на зуб не попадал. Кроме того, я чувствовал, что устал и проголодался. Мама смотрела на меня и заламывала руки. Неожиданно она сказала:

— Ничего не поделаешь, Тонино. Спускайся, прошу тебя. Это бесполезно, мы посадим другую вишню.

Услышав эти слова, я еще сильнее почувствовал усталость, голод и холод.

— Давай мы снимем тебя, — предложили пожарные.

Я посмотрел на них и понял, что еще больше устал, дико хочу есть и мне страшно холодно.

— Ну?

— Давай, Тонино!

В общем, я расплакался и уже был готов согласиться, когда увидел на самой высокой ветке почку, немного набухшую и розовую. Я вспомнил, как дедушка всю ночь жег под вишней костер, чтобы почки не замерзли, и подхватил из-за этого воспаление легких. Тогда я сказал, что не спущусь, и повторил то же самое папе, когда он приехал.

Папа очень рассердился. Не на меня, а на мэра, муниципалитет, полицейских, на человека с экскаваторами и даже на пожарных, потому что они не натянули под вишней спасательное полотно.

— Если с ребенком что-то случится, я вас всех засужу! — пригрозил он и тоже поехал к мэру. Так остались я, мама, пожарные и Альфонсина с Оресте, которые туда-сюда прогуливались по двору.

Прошло еще некоторое время. Мама все время спрашивала:

— Ну почему они так долго?

Когда наконец приехал папа, пожарные смотрели на часы, а я просил дедушку, чтобы он помог мне не чувствовать голод и холод. За папой подоспели полицейские с мэром. Потом дедушка Луиджи, бабушка Антониэтта и Флоппи. Потом моя учительница с Риккардо и Изабеллой, моими одноклассниками. Потом папа Риккардо с Джованной и Вальтером, другими моими одноклассниками. Потом один синьор, который оказался журналистом. И, наконец, человек с лицом бобра, но на этот раз без экскаваторов.

Двор был заполонен их машинами, а сами они стояли под вишней. Учительница спросила меня: «Все в порядке, Тонино?» Джованна и Изабелла помахали мне рукой. Риккардо попытался залезть на дерево. Вальтер начал гоняться за Оресте. Бабушка Антониэтта закрыла рот рукой. Дедушка Луиджи спросил: «Ну-с, как там наверху, юноша?» Полицейские начали говорить с пожарными. Папа Риккардо дал оплеуху своему сыну. Неизвестный синьор начал фотографировать. А мэр сказал, что он сожалеет, что смог приехать так поздно, что он узнал от папы историю дерева, что никаких проблем не будет, что дерево не срубят, что это досадное недоразумение и что он не давал распоряжений рубить такое красивое растение и дорогу можно провести как-нибудь еще и что об этом позаботится конструкторское бюро…

— Так что не волнуйся, — сказал он. — Теперь ты слезешь, хорошо? И все мы пойдем обедать. Хорошо?

Я уже собирался согласиться, но вспомнил, как дедушка забрался на дерево с Альфонсиной на руках, а они убедили его слезть, приманив обедом. А на следующий день увезли в больницу. Я им не верил.

Я сказал мэру, что сначала он должен написать на бумаге, что Феличе не сделают ничего плохого. Тогда мэр взял бумагу и написал то, что я ему продиктовал.

— А теперь ты спустишься? — спросил он.

Я ответил, что спущусь, но, когда попытался пошевелиться, почувствовал, что ноги у меня деревянные. Тогда пожарные выдвинули лестницу и сняли меня.

Когда я спустился, мама заплакала, учительница погладила меня по голове, Изабелла подарила мне клубничную жвачку, бабушка и дедушка меня обняли, Риккардо сказал: «Как тебе повезло, что сегодня ты не пошел в школу!», журналист начал задавать вопросы, а я, пока он говорил, заснул у папы на руках и уже ничего не чувствовал.

Проснувшись в своей постели, я увидел, как сквозь ставни скользят лучи света. И услышал на кухне ток-ток-ток, как когда дедушка готовил гоголь-моголь. Еще наполовину во сне, я позвал:

— Дедушка! Дедушка!