Читать книгу "Быть может… - Вера Заведеева"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ой, да что это я, дура старая, – засмущалась бабушка. – Давай в дом заходи, холодно ведь! Сейчас вот чайник поставлю, чайку попьем с вареньем. Малина хорошая уродилась в этом году.
– Да мы с тобой чего-нибудь и покрепче тяпнем. Я привезла коньяк, твой любимый, армянский. Вот тебе еще конфеты в коробке, консервы всякие и индийский чай со слоном. На работе в заказе давали.
Они сидели на кухне, пили чай с коньяком и говорили обо всем и сразу… Бабушка заметно постарела – уже восемьдесят три – и рассталась с последними зубами. Когда-то ей сделали новые, блестящие, как у соседки, но они не оправдали ее надежд и лежали теперь без дела в дальнем углу буфета.
– Спать-то где тебе стелить? Я на зиму перебираюсь в дедову каморку, там теплее.
Дедова каморка, где он когда-то спал, – боковушка без окон у печки – была любимым местом внучки в детстве. Там, укрывшись от всех, можно было поплакать, помечтать или покопаться в заветном бабушкином кованом сундуке, где благоухали неистребимым нафталином все ее богатства: венчальный наряд – алый сарафан и бледно-розовая рубаха, крепдешиновый новый платок, из которого внучка мечтала как-нибудь скроить воздушную блузку, бостоновая юбка, пара-тройка платьев «на выход», шерстяная кофта, новая пуховая «оренбургская» шаль, в которую можно было закутаться с головой, и отрезы всяких тканей. А на дне лежало самое интересное – незатейливые бусы, серебряные сережки с красными камешками и всякая мелкая всячина, в том числе потертая коробочка с медалью «Мать-героиня» и женские часы «Звезда» – предел мечтаний для девчонки.
– Я с тобой, веселее будет. Хоть поговорим еще немного, а то мне завтра на работу… Как еще там все пойдет…
Она забралась на приготовленную бабушкой постель у теплой еще печки и достала из пакета новую индийскую ночнушку из тонкой фланельки.
– Какая у тебя рубаха-то красивая, да мягонькая такая, – проявила бабушка чисто женский интерес.
– Вот мы на тебя ее сейчас и примерим, а где тесновато будет – распустим, – решительно объявила внучка.
Долго упрашивать старушку не пришлось. Она торопливо разделась, путаясь в своих одежках, и потянулась за рубашкой.
– Бабушка! – ахнула внучка. – Как ты умудрилась сохранить такое добро?
В полумраке комнаты мерцала белым мрамором самая настоящая статуя девятнадцатого века… если убрать изрезанное глубокими морщинами темное лицо, седой кренделек из жиденьких косок, искореженные тяжелой работой кисти рук крестьянки и растоптанные, в подагрических шишках ступни. Белоснежные покатые плечи, как на картинах старых мастеров, высокая полная грудь, вскормившая столько детей и не павшая духом, высокие крутые бедра с длинными стройными ногами и вполне еще бодрый «тыл».
– Вот это да! – озадаченно протянула внучка, невольно переводя взгляд на свои слегка поникшие «прелести». – Что же это мне-то от тебя ничего не досталось, кроме ранней седины? Ты, наверное, где-то не там родилась. Тебе бы в декольтированных платьях и брильянтовых ожерельях на балах блистать, а не в зипуне за скотиной ходить!
– Да будет тебе насмешничать-то. Какая я барыня? Крестьянка самая настоящая и есть.
– Бабушка, расскажи про свою юность. Ты ведь красивая была, многим парням голову кружила? Наверное, они и дрались из-за тебя?
– Да многие заглядывались, вот дед-то ваш и дрался, никого не подпускал. Мы ведь в строгости росли, за кого родители скажут идти замуж, за того и пойдешь…
– А ты до него любила кого?
– Нравился мне парнишка один, да родители наши разругались и нарушили дружбу-то нашу. Уехал он учиться, а меня замуж выдали. Не посмела я против воли родительской пойти. Не дождалась его… Нашел он меня десять лет назад и стал потом письма писать, да все больше стихами. Ночами дежурит в директорском кабинете на своем заводе, делать нечего, вот и пишет, – усмехнулась она.
– Нет, бабушка, от нечего делать письма в стихах столько лет не пишут, да еще в таком почтенном возрасте, – возразила внучка.
– Хочешь, покажу?
– Конечно!
Она принесла коробку из-под конфет, в которой лежали завернутые в обрывок старой косынки письма и открытки – пятьдесят пять писем и семнадцать открыток. Конверты сильно потертые, на них бабушкиным корявым почерком написано, когда получены.
– Можно прочитать? – взяла внучка первый попавшийся затрепанный конверт.
– Читай, что уж тут. Смеяться-то не станешь?
Стихи в письмах были и свои самодельные, и чужие, и вперемешку. И во всех – такие яркие, пронзительные воспоминания о первой любви – красавице Кие.
А вот и одно из последних, от 3 мая 1986 года:
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Быть может… - Вера Заведеева», после закрытия браузера.