Читать книгу "Правота желаний - Михаил Армалинский"

Следующим этапом было систематическое и целенаправленное избавление от пенной бороды. Папа водил бритвой сначала сверху вниз, потом снизу вверх, надувая то одну щеку, то другую. Затем – подбородок, шея, под носом, под нижней губой, для чего папе приходилось делать гримасу, чтобы натянуть кожу над выступающим подбородком. И вот папа снова узнаваемый, посвежевший и весёлый.

Стоит ли удивляться, что я мечтал начать бриться как можно скорее. Когда мне было лет 15, я порывался сбрить пушок, выступивший у меня не лице. Но бабушка меня мягко уговаривала не торопиться, потому как потом, предостерегала она, мне придётся бриться каждый день всю жизнь. (Мысль о возможности отращивания бороды никому не приходила.) Я с детства внимал аргументам и не торопился, тем более моя страсть бриться в пять лет была много сильнее, чем в пятнадцать.

Но в конце концов бритьё началось. В те времена появилась первая советская механическая портативная бритва Спутник. Она заводилась закручиванием пружины. Маленькая круглая бреющая головка пыталась обезволосить значительные пространства лица.

Электрические бритвы стоили дорого и плохо брили, ибо доступны для нас были только советские. Так что бритва Спутник спасала папу и меня от возни с мылом, помазком и покупки лезвий.

Иногда я устраивал себе праздник бритья и шёл в парикмахерскую, что была напротив моего дома, и меня там брили опасной бритвой. Процесс напоминал жертвоприношение волос богиням Красоты и Чистоты. В парикмахерской снова вступал в действие помазок и мыльная пена, от которой я уже отвык с бритвой Спутник.

Я с некоторым опасением наблюдал, как парикмахер правит опасную бритву на широком кожаном ремне. Это напоминало священнодействие перед закланием барашка. Хотя я никогда не видел жертвоприношения, а лишь читал о нём. Но у меня не было страха, что парикмахер перережет мне горло, наоборот, я испытывал наслаждение от гладкости кожи, которую оставляет после себя стальное лезвие.

По окончании бритья брадобрей набрасывал мне на лицо горячее мокрое полотенце, жар которого в первые секунды было трудно переносить. Но парикмахер легко массажировал через него лицо и затем резко убирал, и кожа охлаждалась ставшим вдруг непривычным воздухом.

– Вас освежить? – спрашивал парикмахер, поглядывая на разбавленный водой одеколон в бутылочке со вставленным пульверизатором, от которого шла резиновая трубка с грушей на конце.

Я всегда отказывался, так как это стоило почти столько же, сколько и само бритьё, а лишних денег у меня в Ленинграде никогда не было. Да и одеколон Шипр (единственный тогда мужской одеколон) был у меня в изобилии как наследство от дедушки.

Когда я поступил в институт и поехал после первого курса на целину, я перестал бриться в качестве безопасного протеста. Да и бритьё в грязных жилых условиях было делом усложнённым, а я сложностей не люблю. Так что по возвращении в Ленинград я сразу все волосы на лице сбрил – борода мне мешала.

Приехав в Америку, я отпустил-было усы для украшения своей внешности, но вскоре даже эти умеренные волосы на лице стали мне мешать, и я их тоже сбрил под корень.

Когда я впервые попал в спортивный клуб, я был поражён бесплатными одноразовыми бритвами, лежащими в раздевалке. Каждый раз, когда папа и я ходили в клуб, мы не удерживались, чтобы не забрать с собой две-три бритвы. За несколько лет у нас скопился большой полиэтиленовый мешок этих бритв, которыми мы не пользовались, так как купили замечательные филипсовые электрические бритвы. Этот мешок лежал долгие годы, пока я несколько лет назад на него не наткнулся.

Я решил попробовать побриться одной из этих бритв – жаль было их не использовать и тем более – выбрасывать. Благо помазков и мыла не требовалось, а мыльная пена вылезала в неиссякаемых количествах из цилиндрического баллончика. Бритьё разовым лезвием с пышной мыльной пеной, не требующей ничего, кроме как нажатия кнопки на баллончике, принесло мне давно не испытываемую радость и особую чистоту бритья. А главное, всколыхнуло воспоминания детства и папы, молодого, любимого и любящего.

Я стал время от времени бриться этими бритвами из полиэтиленового мешка.

И только теперь, более, чем через тридцать лет, я эти бритвы исчерпал.

Теперь пойду, куплю себе новый бритьевой станочек с многоугловой накрученной high tech головкой и буду брить щетину под самый корень, невзирая ни на какую щетинистую моду.

Как хорошо, что мой папа не носил бороду, а то какого восхитительного общения с ним и воспоминаний о нём я был бы лишён!

Бездетство

В юности я написал такое:

…Чтоб осознать среди страстейсуть нескончаемой работы,не нужно быть отцом детей,довольно быть отцом абортов…[11]

Я – бездетен. Все мои пять друзей со времён студенчества тоже долго были бездетными. Двое из них такими и остались – они мои самые близкие друзья.

Двое других женились и усыновили-удочерили детей, с которыми их жёны пришли в брак. Но собственных детей так и не заимели. С этими двумя друзьями мои отношения еле теплятся.

Пятый друг женился и обзавёлся двойней – он оказался дрянью и в друзьях больше не числится.

Вот что делают дети и их отсутствие с друзьями.

А быть может, дружба проверяется на детях?

Но, скорее всего, – человеческие качества не имеют никакого отношения к сотворённым детям: если ты был настоящим, то никому тебя не подменить – ни жёнам, ни детям.

А родительство, как война – выявляет в тебе всё то, на что ты способен.

Быть может, потому я и остался «пацифистом» – чтоб не воевать, чтоб не сдаться в плен, чтобы не выдать друзей, и главное – себя.

Там

Мой дедушка любил говорить: «Живы будем – здесь будем, умрём – там будем».

Я, мальчишка, знал «здесь», но не понимал, что он имеет в виду под «там». Однако, я его никогда об этом не спрашивал – я пытался додуматься сам. И в конце концов мне удалось. Это произошло, когда дедушка умер.

А потом всё подтвердилось смертью бабушки, и вот недавно – папы.

Вскоре, встретив их, я уже до конца пойму, что дедушка имел в виду.

Если над чем-то усиленно и долго думать, то мы всегда додумываемся до этого сами.

* * *

Оргазм можно описать фразой: «Счастье привалило!»

* * *

Если юность – это возмездие (по Ибсену), то старость – это предостережение.

****

Для мужчины после оргазма женщина теряет свой смысл.

* * *

Культура – это наносное.

Кто – что