Читать книгу "Гадание на кофейной гуще - Александра Авророва"

Теперь Николай Андреевич Зубков. Он перед лицом вчерашних неприятностей вел себя куда спокойнее, хотя проблем на него навалилась масса. Спокойнее, достойнее и разумнее. Он сразу понял то же, что и я — вирус занесли во время игры. Он поддержал мое предложение тихо вернуть дискету. Правда, успеха сие предложение не принесло. Побоялись. Кто? Ладно, не хочу забивать себе голову еще и этим. Кстати, при более серьезной экстремальной ситуации — когда мы узнали о смерти Углова — поведение Зубкова было несколько иным. Вместо того, чтобы действовать — он ведь все-таки руководитель! — завсектором сел за шкафом и затаился, словно его здесь нет. Хотя я читала про схожий тип людей. У них в качестве защитной реакции психики происходит так называемое торможение. Например, во время аварии на Чернобыльской АЭС один из работников зашел за дверь, встал там и простоял неподвижно несколько часов. Обнаружили его случайно, а не то так бы и погиб.

Но вернемся к Николаю Андреевичу. За что он способен убить? Разве что за покушение на его покой. Деньги он тоже ценит, и не меньше, чем Сергей Сергеевич, однако они для него не столько инструмент власти, сколько необходимое условие для достижения этого вожделенного покоя. Если Сережка узнал про махинации и пригрозил объявить о них во всеуслышание… началась бы жуткая свистопляска, пришлось бы бороться, объясняться, с должности бы сняли… Нет, легче подсыпать яду в кофе и про все забыть.

Следующий в списке Андрей. А я вот возьму и не стану о нем в этом смысле думать! Я ему доверилась, а раз так, то должна доверять. Лучше подумаю о его словах. Сережка сказал другу: «Будет грудь в крестах или голова в кустах». Что он мог иметь в виду? Намерение разоблачить Марченко или Зубкова, не побоявшись стать, как сейчас выражаются, борцом с коррупцией? Или лишь попугать разоблачением, вытянув из них деньги или что-нибудь типа выгодной заграничной командировки? Или имелась в виду Рита? Впрочем, о ней — в свой черед, а у меня на очереди Владимир Владимирович Середа.

Вот уж, кто удивил, тот удивил! Его появление у Лильки стало для меня полнейшей неожиданностью. Напрашиваются два объяснения — хорошее и плохое. Хорошее — что он тайно в нее влюблен. А плохое — хотел у нее что-то выпытать. Замечала ли я у Владимира Владимировича хоть малейшие признаки особого отношения к моей подруге? Пристальный взгляд, или желание перед ней покрасоваться, или интерес к ее делам? Вздохнув, я поняла — нет, не замечала. А ведь так бы хотелось, так хотелось! Откровенно говоря, мне кажется, это был бы лучший или даже единственный способ Лильку излечить. Если она увидит, что ее кто-то любит, она вряд ли останется равнодушной, и старые проблемы постепенно отступят на задний план. Клин, как известно, вышибают клином! Только если этот таинственный тип навестил ее из симпатии, зачем было врать, будто его прислали по поручению с работы?

Ладно, зайдем с другой стороны. За что Середа убил бы Углова? Предположим, из зависти. Углов прямо и недвусмысленно обскакал его в карьере. Владимир Владимирович долго копил злость, а потом услышал нашу с Лилькой болтовню и решился. Скрытные флегматики, они если уж решатся, то их танком не остановишь. Это тебе не холерик, чьи настроения меняются по сто раз в день. Итак, удачно отравил, но боится, что моя подруга расскажет о нашей с ней беседе про поганку, и это наведет окружающих на мысль о неслучайности смерти. Вот и решил проверить, придает ли Лилька той беседе значение и вообще каков ее настрой. Правда, есть еще я, однако ясно, что я делиться сведениями не собираюсь, опасаясь подвести под монастырь подругу. Лилька же особа эмоциональная, она способна не посчитаться с выгодой и выложить все, как есть.

Логично? Да. Но замечала ли я у Середы хоть малейшие признаки зависти к Сережке? Косые взгляды, попытки задеть, показать свое превосходство? Никогда. Честное слово, никогда! Что же, предположить наличие третьего варианта, до которого я еще не додумалась? Запросто. И все они будут равновероятны.

Почему-то от этой мысли я повеселела. Понимаете, вот общаешься ты с людьми, но особо о них обычно не думаешь. Я, например, часто сужу о других по себе. Знаю, что нельзя, а пытаюсь. Однако когда посмотришь внимательней, выясняется, что люди-то разные. Согласитесь, это приятно? Нет, печально, разумеется, что кто-то из них решился на убийство, но в целом от такого удивительного разнообразия аж захватывает дух. Ну, были бы все на меня похожи, так чего хорошего? Скука смертная. А одну такую дурочку вполне можно стерпеть, одна даже, наверное, нужна. Каждый из нас нужен и уникален.

В подобном светлом настроении я продолжила свои труды. Анна Геннадьевна Горбунова. Ничего нового я о ней не узнала, только то, что она была в выходные на даче и ходила за грибами. Строить на данном факте обвинение смешно. Затем и дача, чтоб туда ездить. А вот по какому поводу Анна Геннадьевна решилась бы на убийство? Ради своей семьи, разумеется. Если б для благополучия внуков потребовалось отравить Сережку, она вряд ли остановилась бы. Переживала бы, несомненно, но не остановилась. А благополучие внуков частично основано на больших премиях, получаемых бабушкой. Получаемых ни за что. Кстати, я убеждена, что, продвинься Углов в заведующие сектором, он бы ее уволил. В его словах иногда это проскальзывало. А Анна Геннадьевна отнюдь не слепа и тоже наверняка догадывалась. Равно как и о том, что никому другому она подавно не нужна. Однако Сережка пока не метил в заведующие, поэтому уничтожать его было по меньшей мере преждевременно.

Теперь Иван Иванович Бойко. Каким образом он способен убить? В гневе. Разозлится и как даст кулаком по башке — мало не покажется. Прикончит и сам опешит: граждане, да что ж я такое сделал, бегите все скорей сюда! А Углов гнева у него не вызывал. Скорее легкую брезгливость. Я бы с Бойко подозрения сняла. Не может человек поступить в полном противоречии со своим характером, правда? Вычеркну-ка я его, доставлю себе это удовольствие. Одним подозреваемым меньше, нет, двумя. Их теперь девять.

Вика Бачурина. Милая, симпатичная девочка, но иногда она меня пугает. Между нами четыре года разницы, а чудится, будто целое поколение. Вот с Ритой или Галей, которые меня старше, я подобного не ощущаю, а Вика… она не понимает меня, а я ее. Ну, к примеру. Вот тот же Марченко превыше всего на свете ценит деньги и власть, однако спроси его, ни за что не признается. То есть, в глубине души он считает, что это плохо. Вика же в принципе не видит, чего здесь можно стесняться. Каждый человек хочет денег и власти и пойдет на все, чтобы их получить. В ее глазах это нечто вроде закона природы. Люди делятся на две категории — тупые и богатые. Кто не богатый, тот тупой, а кто не тупой, тот богатый. Просто, как апельсин. Я, к слову, тупая. Вика по доброте душевной как-то предложила мне познакомиться с приятелем ее нынешнего парня.

— Представляешь, — с искренним потрясением сообщила она мне тогда, — он такой смешной! Увидел тебя и сказал, что вот это телка так телка, не то что нынешние с одними мослами. Хотя у тебя ведь сплошной лишний вес и росту не хватает, к тому же лицо совсем не сделано. Тебя б ни на один конкурс красоты не взяли. Вот тебе повезло! Он моему Вовке начальник, поэтому денег у него гораздо больше.

Я вежливо отказалась, с каковой поры и была окончательно перенесена в клан тупых. Причем данного мнения Вика даже и не пытается скрывать, что не мешает ей подсовывать мне свои институтские задачки для решения и, кстати, неплохо ко мне относиться. Только это «неплохо» вовсе не значит, что она пожертвовала бы каким-нибудь своим незначительным интересом ради моего существенного. Предположим, убивают меня неподалеку, а Вика еще не закончила макияж. Ну, не может же она с несделанным лицом подойти к телефону, чтобы вызывать милицию! Никто не вправе от нее этого требовать! Вот так она рассуждает, нет, не рассуждает — так она чувствует.