Читать книгу "Невеста оборотня - Альфред Билл"

Все это говорилось настолько откровенно и с таким самодовольным хвастовством, что я не знал, смеяться ли мне над его ребячеством или, как я предчувствовал, проливать слезы на руины моих надежд. Слова дяди дали хороший результат, по меньшей мере, разбудив в моей душе благородный боевой дух. Чем бы я ни был обязан моему дяде, это не могло заставить меня спокойно сидеть сложа руки, позволяя ему принести Фелицию в жертву этому жирному маленькому французику только для того, чтобы спасти от разорения фирму «Баркли и Баркли». Я ничего не знал о том, насколько за последние две недели изменилось ее мнение о французе. Но я догадывался о способности девушки к самопожертвованию, о ее чувстве благодарности дяде за предоставленный ей приют, которое вполне могло привести ее даже к браку без любви, если только дядя не оставит свою затею играть на ее чувствах. И я сделал вывод, что Фелиция, по меньшей мере, вольна поступать так, как сочтет нужным. Лучше выжимающая из меня все жизненные соки бедность и скудное для нас обоих — а также и для дяди, если так случится — житье, чем участь стать игрушкой и развлечением для этого ловкого льстивого иностранца.

Но сейчас я был потрясен, обнаружив, что принять это решение было намного легче, чем привести его в исполнение. Дядя, словно предугадав мои намерения, сразу же постарался расстроить их. Каждый вечер он останавливался в том месте, где наши пути расходились, и протягивал мне свою руку с той категоричностью, которая предотвращала любую попытку продолжить наш совместный путь к дверям его дома. Целиком занятый в конторе все рабочие дни, я не имел ни единой возможности из тех, которыми мог наслаждаться мой соперник, в то время как и по вечерам стали вдруг возникать препятствия, мешающие нашим с Фелицией встречам. Дядя поручил мне заниматься по вечерам подборкой тех статистических данных, которые иллюстрировали бы успешную деятельность его фирмы за прошедшие годы. Это требовалось для его нью-йоркских банкиров, на которых дядя пытался оказывать выгодное ему давление. И его ставшая привычной неохота допустить наши встречи показала мне всю меру его желания препятствовать моему общению с Фелицией. Но в пятницу вечером, когда должен был состояться наш традиционный совместный ужин, моя кровь взыграла. И это не удивительно, потому что дядя был из тех людей, перечить которым нелегко.

— Но, дядя Баркли, — сдерживая смех, воскликнул я, когда он был готов попрощаться со мной, — вы забыли. Сегодня пятница.

— Пятница? Ну и что из этого следует, Роберт? — спросил он с преувеличенным удивлением, демонстрируя всем своим видом редкостный для него случай вранья.

— Сегодня вечер нашего совместного с вами ужина, сэр, — стараясь сохранить хладнокровие, ответил я. — Простите меня за дерзость напоминания вам об этом. Но я не хотел бы, чтобы моя кузина сделала неверный вывод, связав нарушение в первую же — с момента моего возвращения в город — пятницу со своим приездом в ваш дом.

Мои слова задели самолюбие дяди. Обнаружив, что я прекрасно понимаю истинные мотивы его поведения, он с лицемерной снисходительностью уступил мне:

— Ну разумеется! Твое отсутствие может показаться Фелиции странным, тем более что Барри, конечно, поставит столовый прибор и для тебя. К тому же это будет маленький приятный сюрприз и для меня, — добавил он. — Мосье де Сен-Лауп прислал моей кузине какие-то новые ноты, и ее, несомненно, можно было бы уговорить исполнить для нас эту музыку.

Так все и произошло, и Фелиция с большим старанием очень красиво исполнила эти новые мелодии, которые дядя Баркли, конечно, никогда прежде не мог слышать в своем доме достаточно часто. Мое страстное нетерпение смягчил ее быстрый тайный, исполненный симпатии, взгляд, который девушка метнула на меня, когда дядя настаивал на третьей репетиции совершенно банальной пьесы одного французского роялистского сентименталиста. Наконец Фелиция встала и решительно закрыла крышку клавесина.

— О, но вы никогда не захотите услышать эти арии вновь, если я сейчас буду продолжать петь их снова и снова, — ответила она дяде на его возражение. — А кроме того, я уже целый день умираю от желания услышать от Роберта, как Де Рец вел себя на той охоте.

Отвечая любезностью на любезность, она затем поведала мне о тех успехах, которых она достигла, приучая огромного волкодава к окружающей его новой обстановке. Каждый день она водит его на прогулку, и пес делает такие успехи, что сегодня он заслужил доверие бегать без поводка.

— Вы бы видели его высокомерное равнодушие к тявкающим уличным дворняжкам, — похвасталась Фелиция. — Это выглядело так, будто бы и не подозревал об их существовании. И можете быть уверены, хотя они и огрызались на него, но держались при этом на почтительном расстоянии. Все восхищаются им, а дети просто обожают, хотя и ведут себя с ним с почтительностью к его величию.

— А вы, Роберт, — заметив холодное выражение лица, с которым я выслушал весь этот панегирик, бросила мне девушка вызов, — если бы вы видели, как Де Рец вел себя по отношению к этой несчастной Джин ван Зайл и ее свирепому псу. Ужасное дитя плюнуло в него и с пронзительными воплями убежало прочь. Я думаю, собака кинулась бы на Де Реца, если бы старая Аджи, пошатываясь, не вышла из своей лачуги и не остановила ее. Аджи стала бранить меня за то, что и я позволила этому чудовищу — так она назвала Де Реца — бегать на свободе, но м-р Сэквил, проходя мимо, увидел, что я рискую попасть в «историю», и возник рядом со мной именно в тот момент, когда во мне начал расти страх, и избавил меня от присутствия Аджи, отправив ее по каким-то делам.

— Любопытно, — сказал я. — Джин и ее собака невзлюбили и хозяина Де Реца. — И я рассказал Фелиции об их столкновении с мосье де Сен-Лаупом в день его приезда.

— Это позор, что мы до сих пор не можем добиться передачи этого ребенка в приют на воспитание, — отозвался дядя.

Появился Барри со всем необходимым для приготовления пунша; когда напиток был выпит и я поднялся, собираясь уходить, отношение дяди ко мне больше напоминало то доброе и давнишнее, чем то, с каким он встретил меня после моего возвращения из Нью-Йорка. Он совершенно искренне попросил Фелицию вызвать Барри, чтобы тот проводил меня, но сразу согласился с девушкой, когда она сказала, что сделает это сама. Вероятно, в целом мире наш хороший, добрый, великолепный дядюшка Баркли был человеком, по своей натуре менее всех остальных склонным к интриганству; и теплый пунш, взяв себе в союзники очарование его племянницы, помог мне преодолеть его решение удержать меня от разговора с ней наедине.

— Где и когда я смогу поговорить с вами наедине, Роберт? — спросила Фелиция, когда мы остановились у входной двери. — Вам может показаться странным, что я задаю вам такой вопрос, но есть нечто, что я должна знать, и только вы один можете помочь мне в этом. Завтра около четырех часов пополудни я буду прогуливаться у Холма Повешенных. Сможете ли вы там присоединиться ко мне, но так, чтобы наш дядя ни в коем случае не узнал об этом?

Я, конечно же, сразу ответил, что смогу. Ее дыхание было таким взволнованным, что разительная перемена, происшедшая с веселой, умиротворенной девушкой, какой она казалась мне да протяжении всего вечера, не могла не заставить меня откликнуться на ее просьбу, хотя она и не совпадала с моими желаниями.