Читать книгу "Кронштадт – Феодосия – Кронштадт. Воспоминания - Валерий Озеров"

Ходят запросто, с гармошками, семечками, разным тряпьем, барахлом и продуктами. Всюду слышна ругань: простая солдатская и настоящая матросская, морская, трехэтажная, с присвистом и в бога, и в мать, и всех святых православных.

Екатерининский парк, тянущийся через половину города вдоль канала и имеющий на одной стороне офицерские флигеля, морское собрание, морскую библиотеку и десяток частных домов – теперь открыт для всех. Раньше при входе в него висели позорные таблички: «Нижним чинам и с собаками вход воспрещен!».

До революции в этом парке, имеющем всего три длиннейших аллеи, всегда было скучновато. По утрам его населяли няньки с ребятами, да копошилась ребячья «мелкота» на ящиках с песком. Днем парк и совсем пустел. А вечерами в нем чинно гуляли семейства с большими детьми, гимназистки последних классов, приказчики из лабазов и лавок и иногда девушки с кавалерами. Уже с раннего вечера идут эти нескончаемые променажи туда и обратно, тоже с гармошками, семечками, матросской похабщиной, перемешанной прибаутками и разными острыми словцами. Иногда рассыплется и морской жаргон со всеми святыми, и девки со смехом разбегаются в боковые аллеи… Все притоны и дома терпимости позакрывались, и вот девки из них заполонили весь парк. Заполонили и молодостью и свежестью и смазливыми физиономиями и увядшими лицами средних и пожилых лет. Наряду с простенькими платьями – крикливое одеяние, свежие звонкие голоса рядом с осипшими контральто бывших проституток…

Кинематографы работают нерегулярно, и народ гуляет по парку и скверам. Наиболее популярны для гуляний: Екатерининский, Петровский, Летний и Соборный. Не забыт и знаменитый овраг, где много дорожек по косогору и много уединенных мест.

Свидания в основном назначаются в Екатерининском, где ходят под ручку парами и четверками. Свидания проходят позднее, с наступлением темноты уже в больших, тенистых парках и овраге… Там удобно расположиться и до рассвета… Недаром кронштадтцы говорят, что по ночам в них все кусты шевелятся!

Теперь никто и ничему не мешает, сторожей не стало. Раньше из парков к 11 вечера всех выгоняли и парки закрывались… Революция все отменила, – гуляй, сколько хочешь!.. В городе есть девки почище – и гимназистки, и просто дочери разных семейств. С ними дела идут не так споро, и разговоров больше и терпение надо иметь. Тут уж просто ничего не делается, и выручают кронштадтские мальчики. Им тоже вечером деться некуда, и они также гуляют и играют в разные игры: лапту, свечки, пятнашки с расчетом «стакан лимон выйди вон» или, если ребят побольше, то «ехал мужик по дороге, сломал колесо на дороге, спрашивает, сколько гвоздей для починки колеса надо взять – раз, два, три, четыре, пять!».

Но, кроме того, в каждом парке идет игра в почту, играют взрослые, помогают мальчишки – разносят от кавалеров барышням письма. После того, если друг другу пара понравилась, подсаживаются рядышком или ходят по густым аллеям. Крепости сдаются не сразу, обычно требуется пять-шесть вечеров… Тут тоже действует и молодость, и лето, и свобода… «Мальчик снеси-ка письмо вот этой кудрявой, черной с белым бантом в волосах!» Мальчик доносит почту и подсказывает от кого и если свидание состоится и пара познакомится, мальчику перепадет что-нибудь: деньги, конфета, горсть семечек, пара папирос. Так за вечер и на билет в кинематограф можно заработать… К темноте весь женский персонал или разбирается кавалерами или расходится по домам, приходится и мальчишкам покидать парки и идти домой спать.

В следующий вечер познакомившимся парам ни почта, ни мальчишки уже не нужны, а невинность уступает место любви, любви без всяких преград. Что происходило потом в семьях, имеющих молоденьких дочерей, которые к зиме начали полнеть – не поддается описанию. Население стало расти быстрее, а свадьбы бывали очень редко, да и не до них было солдатам и матросам, революция несла всех вперед – на фронты, на войну, которая вскоре превратилась в братоубийственную, гражданскую… Мало думали о дальнейшей жизни и сами молодые девушки… Первый год революции был в Кронштадте для многих веселым и свободным, а о будущем мало кто, как следует, думал….

Вернемся опять к Кронштадту. Июльские события в Питере не нашли себе отражения в жизни города и флота, и реакция на них была незаметной. Потихоньку заканчивалось лето. В августе мне предстояло держать экзамен в первый класс реального училища, и для этого требовалась форма одежды.

В те времена по наследию царского режима были два вида получения среднего образования. Реальное училище с 9-летним сроком обучения предназначалось для детей, желающих получить образование с математическим уклоном с целью подготовки к поступлению в такие институты как: Технологический, Горный, Политехнический, Судостроительный, Строительный и пр. Гимназии предназначались для тех, кто шел с гуманитарным уклоном и поступал в Университеты, Медицинские, Фармацевтические заведения, где не особенно требовалось знание математики, физики и пр. Поскольку евреи не принимались вообще в математические институты, то понятно, что в гимназиях их было много.

Для девушек существовали только гимназии и прогимназии[79], и обучение было отдельным от мальчиков. У нас и в те времена, да и теперь было много дискуссий на тему раздельного или совместного обучения. Все по своему правы в своих мнениях, но мне кажется, что раздельное было все-таки лучшим.

Единогласно в семье было решено стать мне реалистом и вот сшили черные брюки, черную косоворотку с пятью золотыми пуговицами и ремнем с латунной бляхой и тремя буквами «КРУ». Кстати, на мальчишечьем жаргоне это звучало: «Катьку рыжую украл!». Кроме того, был сшит бушлат с золотыми пуговицами и петлицами на воротнике с желтыми кантами и, как венец всего, черная фуражка с лакированным козырьком, желтыми кантами и гербом училища – пальмовыми ветвями с буквами «КРУ». Экзамен был сдан и я стал реалистом, в отличие от других товарищей, поступивших в гимназию и носивших серые шинели с серебряными пуговицами и петличками с синим кантом.

Через год и реальные училища, и гимназии, и прогимназии были упразднены и стали трудовыми школами 9-летками. Одновременно облегчили и русский алфавит, отменив в нем буквы «Ять», «Ижицу», «Фиту» «И с точкой» и «Твердый знак», потом снова вошедший в силу. В этой школе я проучился до 8-го класса и, когда мы переехали в Петроград, я уже там доучивался в 199-й школе на Петроградской стороне.

Ученье в школах текло сообразно тому времени, но поскольку большинство педагогов остались прежние, то и учеба, и дисциплина остались тоже прежними, по крайней мере, на первое время. Постепенно снижались дисциплина, качество преподавания и само рвение учеников к наукам. К концу 1919 года от всего прежнего не осталось и следа. Смутное время – ужасающий голод, бегство преподавателей, замену которым иногда искали по полгода, разруха в стране, гражданская война – делало свое дело. В классе то мороз (печи топить нечем), то педагог уехал на землю искать продуктов себе на пропитание, то решается вопрос, как быть с преподаванием Закона Божьего (его давали до 1921 года для желающих), то возникал вопрос, что делать с преподаванием истории, ведь в старых учебниках очень много говорилось о царях… Новых учебников же не писали, да и писать было некому. Бывало и так, придем в школу, просидим на 2–3-х уроках и нас отпускают, нет преподавателя, он умер от голода или уехал из Кронштадта, не выдержав. На такие мелочи уходило много учебного времени. Все церковные праздники в те времена соблюдались полностью по старым правилам, на Рождество гуляли две недели, на Пасху тоже две, да на остальные двунадесятые праздники приходилось еще столько же в учебном году.