Читать книгу "Выстрел из прошлого - Лаура Липман"

Глава 6

Прошло почти десять лет с тех пор, как бабуля Вайнштейн, продав свой огромный старый дом на Виндзор-Хиллз, переехала в тесную квартирку в северо-западном пригороде Балтимора. «Тут все так по-городскому», — объяснила она, и вся семья преисполнилась молчаливой благодарности за столь туманное, чисто риторическое определение. В конце концов, быстро меняющееся окружение значило в ее глазах куда меньше, чем та куча денег, которую приходилось выкладывать за содержание дома, большого, но какого-то беспорядочного, с давным-давно прогнившей кровлей, грозившей в любую минуту обрушиться вам на голову, и необъятного сада, сплошь засаженного деревьями. «У меня стесненные обстоятельства, — так любила бабуля объяснять свой переезд детям и внукам. — Вы ведь знаете, что папочка не оставил мне почти ничего». Да, конечно, они это знали.

И тем не менее бабуля до сих пор предпочитала придерживаться того же образа жизни, к которому привыкла еще при жизни папочки. К примеру, на праздничный обед в честь дня рождения Джудит она пригласила всех своих пятерых детей с их супругами, всех без исключения внуков и даже многочисленных правнуков. Соответственно, приглашенных оказалось двадцать человек, в результате чего ее крохотная квартирка запросто сошла бы за универмаг во время сезонной распродажи — учитывая количество статуэток из китайского фарфора, каждая из которых имела собственную историю.

Ее дети, внуки и правнуки, отнеслись к ситуации с пониманием — впрочем, как и всегда — и по давно сложившейся привычке предприняли некоторые действия за ее спиной. Джудит, мать Тесс, обзвонила всех своих четверых братьев, и они, как обычно, стали тянуть жребий. Проигравший обязан был явиться на обед, остальные же, придумав благовидный предлог, получили шанс избежать участия в данном мероприятии. Насколько помнила Тесс, тогда даже ее собственному отцу удалось сорваться с крючка, мотивировав свой отказ явиться на обед кучей дел, скопившихся на работе. На ее памяти никогда еще Вайнштейны и Монаганы так единодушно не приходили к согласию ни по одному вопросу. В результате круг гостей сузился до самой бабули, дядюшки Джулса и тети Сильвии, их дочери Деборы, зятя Аарона, дяди Дональда, дяди Спайка, Тесс и, естественно, самой новорожденной, Джудит, которая все это и придумала.

— А где же остальные? — осведомилась бабуля, глядя, как Джудит, нарезав праздничный пирог, оделяет им гостей.

— Все заняты, — объяснила та. — В наши дни у людей столько дел, знаешь ли.

— Ну, Исаак и Натан вечно крутились как белки в колесе. Именно поэтому они и добились успеха в жизни. Но твой муж вполне мог бы прийти — уж ему-то следовало быть здесь! Или у Монаганов не принято праздновать дни рождения? Одному богу известно, что они празднуют! Наверное, все остальное.

— Патрик пообещал свозить меня в ресторан в выходные, — возразила Джудит, отломив пальцами громадный кусок пирога и отправив его в рот. «А вот меня бы убили, если бы я так сделала!» — с завистью подумала Тесс. — Он уже заказал отдельный кабинет! — похвасталась Джудит.

— Отдельный кабинет? Муж ведет тебя в отдельный кабинет, чтобы отпраздновать твое пятидесятилетие?!

— Это ресторан в пятизвездочном отеле, бабуля, — миролюбиво пояснила Тесс, убедившись, что у матери рот набит пирогом.

— Очень экстравагантно. В наши годы ничего подобного не было. И очень хорошо. Нет, ну почему некоторые люди не могут оставить все как есть, просто не понимаю?

А вот Тесс понимала. И дело было даже не в том, что ей жалко было дом, который они потеряли, хотя там так здорово было собираться всей семьей. В огромном особняке на холме Гвиннз-Фаллз замечательно было играть во всякие игры, там было столько разных потайных мест вроде старого кухонного лифта или всеми давно забытого винного погреба, где так чудесно было прятаться. Нет, дом тут был ни при чем — просто после смерти папочки что-то вдруг разом изменилось в их семье, исчез тот необъяснимый дух семейственности, который раньше всегда присутствовал на подобных сборищах. По горло заваленный работой и делами, он тем не менее ухитрялся щедро оделять их всех своей любовью, бурным потоком изливая ее на всех своих чад и домочадцев, и они нежились в ее лучах, сами того не замечая. А бабуля, вопреки сложившемуся стереотипу еврейских и других бабушек, готовила какие-то совершенно несъедобные блюда и вечно ворчала по всякому поводу. Особенно это касалось тех случаев, когда кто-то, по ее мнению, уделял недостаточно внимания ее стряпне — тогда она была смертельно оскорблена.

Вот и сейчас…

— Тесс, почему это ты не ешь пирог? — грозно осведомилась бабуля, глядя, как внучка разломила свой кусок пополам, потом еще пополам и так далее. Тесс была неприхотлива в еде, и мало что могло заставить ее отказаться от пирога, но на этот раз бабуля превзошла самое себя, вывалив поверх совершенно сырого теста содержимое упаковки с консервированными ананасами, которую даже не удосужилась разморозить.

Джудит кинула в сторону дочери грозный взгляд. Как будто Тесс нужно было напоминать неписаное правило, существовавшее для подобных семейных мероприятий: никаких объяснений, ни слова правды, которую бабуля могла бы счесть смертельным оскорблением своему кулинарному искусству. Говорить все, что заблагорассудится, дозволялось только одному человеку — самой бабуле.

— Ох, боюсь, я просто объелась, бабуля. Все было так вкусно!

— Ну, пока ты ковыряешься с пирогом, может, Джудит пока полюбуется своими подарками? Кому-нибудь налить еще кофе? Я могу сварить.

— Нет! — взвизгнула Джудит, в ужасе, что ее дражайшая матушка заставит их еще раз пройти через подобную пытку. — То есть… я хотела сказать… я сама сварю. Сиди, мама. Я знаю, где все стоит.

— Джудит снова поправилась, или мне кажется? — громогласно поинтересовалась бабуля, убедившись, что дочь скрылась на кухне. — Может, это просто платье такое?

«Кто бы говорил!» — возмутилась про себя Тесс, уныло ковыряя неаппетитный кусок пирога. Бабуля Вайнштейн принадлежала к тому типу тучных пожилых дам, чей рост уже сравнялся с объемом талии. Тесс часто гадала про себя, может, и ее со временем ожидает такая же участь, несмотря на те бесчисленные часы, которые она уделяет спорту. Во всяком случае, с каждым днем газеты все больше уверяли людей, что против наследственности, дескать, не попрешь. Генетика, мол, штука тонкая, а стало быть, старайся — не старайся, толку не будет.

— У тебя в последнее время просто на удивление цветущий вид, Тереза Эстер, — с лукавой усмешкой заметила бабуля.

Тесс передернуло — эпитеты, которые имела обыкновение употреблять бабуля, вонзались под кожу, словно шипы кактуса, и порой ранили сильнее, чем иные оскорбления. Она поежилась, чувствуя себя примерно так же, как в руках неумелого дилетанта, вздумавшего заняться акупунктурой.

— Тесс красивая девушка, — поддакнул дядя Дональд, как обычно, упустив подтекст бабулиной фразы. Забавная штука — ведь в те дни, когда он занимался политикой, от его внимания не ускользало ничего, будь то слово или мимоходом брошенный взгляд. Для дяди Дональда, например, было плевым делом заранее предсказать, каков будет вердикт, — достаточно было посмотреть, каким движением спикер вскидывает голову. Зато когда речь шла о собственной семье, он становился глух и слеп, умудряясь оставлять без внимания абсолютно все нюансы разговора. — Когда мы с ней шли по улице, я видел, каким взглядом провожают ее мужчины. Наверное, гадали, что такой старый гриб, как я, делает рядом с хорошенькой девушкой.