Читать книгу "Фрикономика. Экономист-хулиган и журналист-сорвиголова исследуют скрытые причины всего на свете - Стивен Д. Левитт"

Но даже Интернет, со всей своей мощью, вряд ли сможет победить чудовище информационной асимметрии. Давайте рассмотрим так называемые корпоративные скандалы начала 2000‑х. Компания Enron совершила множество преступлений, в том числе организовывала негласные партнерства, маскировала долги, а также производила различные манипуляции на энергетическом рынке. Генри Блоджет из Merrill Lynch и Джек Грабман из Salomon Smith Barney сделали потрясающее исследование компаний, известных своими неправомерными действиями. Фрэнк Куаттроне из Credit Suisse First Boston провел тщательное расследование того, каким образом его собственная компания торговала в обход рынка акциями, на которые имелся ажиотажный спрос. Сэм Уэксел моментально распродал принадлежавшие ему акции компании ImClone, как только увидел первые угрожающие компании строки отчета Управления США по контролю за продуктами и лекарствами. Его приятельница Марта Стюарт сделала то же самое, а затем еще солгала об истинных причинах своих действий. Компании WorldCom и Global Crossing сфабриковали данные о своих миллиардных доходах для того, чтобы взвинтить цены на свои акции на рынке. Одна компания из группы, составлявшей взаимный фонд, позволила своим наиболее значительным клиентам торговать по предпочтительным ценам, а другая скрывала в своей отчетности затраты на выплаты руководителям.

Несмотря на все разнообразие, эти преступления имеют одну общую черту: все они тесно связаны с информацией. Чаще всего в них были вовлечены эксперт или даже целая банда экспертов, занимавшихся распространением неверной информации или скрывавших истинную информацию; в каждом случае эксперты пытались сохранить максимальную степень информационной асимметрии.

Лица, занимавшиеся такой деятельностью, особенно в области крупных сумм, постоянно пользовались одним и тем же оправданием: «Так поступают все остальные!» Не исключено, что так оно и есть. Одна из значимых характеристик преступлений, связанных с информацией, заключается в том, что они крайне редко обнаруживаются. В отличие от уличной преступности они не оставляют однозначных следов, таких как мертвые тела или разбитые окна. В отличие от воришек бубликов, объедавших Пола Фельдмана и не плативших за свою еду, в области информационных преступлений нет своего Фельдмана, скрупулезно подсчитывающего каждую монетку. Для того чтобы информационное преступление всплыло на поверхность, должно произойти нечто значительное. И когда это происходит, результат оказывается потрясающим. Виновники подобных преступлений не думают о том, что их частные делишки станут достоянием общественности. Достаточно вспомнить о записях разговоров сотрудников компании Enron, тайно сделанных после распада компании. 5 августа 2000 года два трейдера разговорились по телефону о том, каким образом лесные пожары в Калифорнии помогут Enron взвинтить цены на электричество. «Сегодня мы все повторяем одно и то же заклинание: "Гори, детка, гори сильнее!"» – сказал один трейдер. Несколько месяцев спустя трейдеры Кевин и Том беседовали о том, что официальные лица Калифорнии хотели заставить Enron вернуть доходы, полученные вследствие взвинчивания цен.

Кевин: Они что, блин, совсем обнаглели – заставлять вас вернуть все деньги? Все деньги, которые вы, ребятки, с таким трудом украли у бедных калифорнийских бабушек?

Том: Да, приятель, особенно мы обидели бабушку Милли.

Кевин: И теперь она хочет получить обратно свои гребаные деньги за электроэнергию, которую вы засунули ей в задницу по ставке 250 долларов за мегаватт в час.

Если вам кажется, что многие эксперты используют имеющуюся у вас информацию вам во вред, то вы не ошибаетесь. Вся работа экспертов зависит от того, что у вас нет той информации, которая есть у них. Порой вы бываете под таким впечатлением от сложности их работы, что не знаете, что делать с информацией, даже если она у вас в руках. Или вы можете быть в таком восторге от их профессионализма, что даже и не помышляете о том, чтобы противостоять им. Если ваш врач предполагает, что вам необходимо провести ангиопластику (хотя некоторые недавние исследования показывают, что ангиопластика почти не помогает предотвратить сердечные приступы), вы не склонны думать, что врач использует свое информационное преимущество только для того, чтобы обеспечить себя и пару коллег несколькими тысячами долларов. Однако, как сообщил в интервью The New York Times Дэвид Хиллис, кардиолог из Юго-Западного медицинского центра Техасского университета, расположенного в Далласе, у доктора могут иметься те же самые экономические стимулы, что и у продавца автомобилей или управляющего взаимным фондом: «Представьте себе, что вы хирург-кардиолог, и какой-то терапевт по имени Джо Смит постоянно направляет к вам пациентов. Если вы будете раз за разом убеждать их в том, что процедура им не нужна, то вскоре он просто перестанет посылать к вам новых пациентов».

Эксперты, вооруженные информацией, могут использовать в своих интересах мощный невидимый рычаг – страх. Страх того, что ваши дети когда-нибудь найдут вас на полу ванной умершим от сердечного приступа (и не произведенной вовремя ангиопластики). Страх того, что вашей покойной бабушке будет значительно хуже лежать под землей в дешевом гробу. Страх того, что машина ценой 25 тысяч долларов рассыплется на куски при мало-мальски серьезном инциденте, а машина за 50 тысяч долларов окутает ваших близких непробиваемым стальным коконом. Страх, формируемый экспертами в области того или иного направления бизнеса, несоизмерим со страхом, создаваемым террористами или ку-клукс-кланом, однако в обоих случаях действует один и тот же принцип.

Рассмотрим, к примеру, сделку, которая не должна вас особенно пугать: продажу вашего дома. В этом нет ничего страшного, не так ли? Давайте не будем принимать во внимание то, что продажа дома обычно является самой крупной финансовой сделкой в вашей жизни и что вам наверняка недостает опыта в области торговли недвижимостью, а также то, что у вас, скорее всего, существует неестественно большая эмоциональная привязанность к своему дому. Помимо всего этого на вас оказывают влияние как минимум два источника страха: первый – вы боитесь продать дом дешевле, чем он стоит, и второй – вы боитесь, что вообще не сможете его продать.

В первом случае вы боитесь установить слишком низкую, а во втором – слишком высокую цену. Разумеется, работа вашего риелтора как раз и состоит в том, чтобы найти золотую середину. Именно у него есть вся нужная информация о сходных с вашим домах, о текущих тенденциях в области продаж, о колебаниях на рынке ипотеки и, может быть, даже о людях, заинтересованных в покупке вашего дома. Вы считаете, что вам очень повезло иметь в качестве своего союзника в столь сложном предприятии знающего эксперта.

К большому сожалению, риелтор видит ситуацию совсем не так, как вы сами. Риелтор воспринимает вас не как союзника, а как объект для возможных махинаций. Вспомните об исследовании, упомянутом нами в начале книги, которое измеряло разницу между ценой продажи домов, принадлежащих самим риелторам, и домов, продаваемых ими по поручению клиентов. Исследование показало, что агент продает свой собственный дом в среднем на десять дней дольше, ждет появления лучшего предложения и продает его на три процента дороже, чем дом, принадлежащий вам. Иными словами, он получает на 10 тысяч долларов больше при продаже дома ценой в 300 тысяч долларов. Риелтор кладет себе в карман десять тысяч долларов и даже не думает сделать то же самое для вас. Что ж – неплохая прибыль от неправомерного использования информации и досконального понимания природы стимулов. Проблема заключается в том, что, продавая ваш дом на десять тысяч долларов дороже, агент заработает на этом всего 150 долларов. Вряд ли это можно считать адекватным вознаграждением за изрядный объем дополнительной работы. Поэтому задача риелтора состоит в убеждении вас в том, что 300 тысяч долларов – это хорошая, даже высокая цена, отказаться от которой может лишь глупец.