Читать книгу "Лагуна Ностра - Доминика Мюллер"

Прежде чем мановением волшебной палочки искоренить преступность, Альвизе должен очистить улицы и мосты нашего родного города. Весной рабочие в защитных комбинезонах обрабатывают мостовые наших площадей гербицидами. Комиссару же приходится бороться с сорняками преступности круглый год.

В Дорсодуро, на набережной Дзаттере, на углу старых Соляных складов, неподалеку от церкви Санта-Мария дель Розарио, где я реставрировала три фрески Тьеполо, я каждый раз смотрю на цепкое фиговое деревце, пустившее корни прямо в кирпичную кладку и произрастающее на ней с такой же безудержной жизненной силой, с какой устремляются в небо тьеполовские ангелы. Когда в тебе все трепещет от желания жить, ты можешь приспособиться к самой неблагодатной почве, и Венеция в наши дни испытывает это на собственной шкуре, ощущая отголоски далеких конфликтов в виде демонстраций, которым узость наших улочек придает мирный характер религиозных процессий. Пока Израиль наносил удары по боевикам сектора Газа, у нас по всему городу развевались транспаранты, осуждающие ракетные обстрелы палестинских территорий. Манифестанты дошли до моста делле Гулье и там, на подступах к старому еврейскому кварталу, принялись шуметь и рисовать шестиконечные звезды, перечеркнутые свастикой. Люди Альвизе перекрыли доступ в Гетто и остановили эти проявления застарелой ненависти, не дав им докатиться до волшебных декораций туристских кварталов.

Альвизе зашел ко мне, падая от усталости, совершенно измотанный очередным днем, в течение которого ему снова и снова приходилось обходить встававшие на его пути подводные камни, лавировать между множеством неразрешимых проблем, среди которых не самой простой были его взаимоотношения с Кьярой. Как-то вечером, когда все было еще не так плохо, Альвизе, в надежде рассеять сгущавшиеся над бельэтажем тучи, отнес Виви наверх, к нашим дядюшкам. Безмятежность Игоря способна усмирить самого буйного младенца. Стоит ему забормотать свои мантры, как Виви крепко засыпает у себя в переноске.

Экстренная мера вошла в привычку, и младенец уже больше недели проводил наверху вечера напролет, когда на Альвизе обрушился последний удар.

Трое заключенных из Санта-Мария Маджоре совершили невероятную попытку побега. Санта-Мария Маджоре — это старая тюрьма с устаревшим оборудованием, расположенная в дальнем конце квартала Санта-Кроче, между железнодорожной веткой, ведущей в доки, и парковкой на Пьяццале-Рома, вдали от туристских маршрутов. Два молдаванина уже не первый месяц рыли подземный ход, отодрав в душевой несколько кафельных плиток, когда к ним в камеру подселили албанца, подозреваемого в убийстве Волси-Бёрнса. И теперь этот Энвер Ийулшемт был схвачен вместе с ними, когда, следуя банальнейшему дурацкому плану, все трое пытались спуститься по стене на связанных простынях.

Брат был потрясен. Для общественного мнения бегство Энвера с непроизносимой фамилией было признанием им своей вины. Повиснув на простынях, он превратился в обычного беглого зека, и никого не интересовало, от чего он пытался убежать — от следственной ошибки или от заслуженного наказания. Своим побегом он лишил себя права на фамилию, которая была забыта раз и навсегда.

Альвизе не занимать живучести, он, как и то фиговое деревце, может приспособиться к любой почве, а вот воображения ему явно не хватает. Человек из подозреваемого добровольно превращается в обвиняемого, да еще и при нелепейших обстоятельствах, не имеющих ни малейшего отношения к его делу, — чтобы постичь это, нужно обладать особой гибкостью ума, которой у Альвизе нет.

Что касается нас, то время эпизодических актов моральной поддержки прошло. Настало время действенной помощи, время поиска той самой детали, которая вернет нашей семейной картине ее былую гармонию.

То, что мы оказались не способны включить магнитофон, чтобы тут же не устроить короткое замыкание, в расчет можно не брать, нежным голосом пропел Игорь. Это он предложил записывать все наши дебаты на пленку. Теперь, когда электричество было восстановлено, кассеты перемотаны пальцем, Виви переодет в чистые подгузники и убаюкан, сливовица водружена на стол, а клавиша «ON» нажата и зафиксирована клейкой лентой, мы могли начинать.

— Ну давайте поплачем хором над неприятностями нашего дорогого Альвизе. Игорь, слушай, что это он так гудит? Мы же друг друга не услышим, что, нам так и придется орать всю дорогу?

— Гудит — значит, работает. Я же не волшебник, починил — и ладно. Мое дело — освобождать аватары из чрева левиафана. Магнитофоны, счетчики, Виви, Альвизе — принцип всегда один и тот же: fiat lux! Да будет свет! Мы озарим его расследование светильником знания!

— Добро пожаловать в страну озарений! Скажите мне, когда смените тему. А то мне надо еще снять старый лак с «Мужчины с перчаткой». Купил его на телефонных торгах у Николаса Холла. Недорого, я был единственный покупатель. Вполне возможно, что это окажется Гверчино[43].

— Мы можем говорить о чем-нибудь другом, кроме картин и аватаров? Мы же хотели разобраться во всех деталях, перебрать все, что нам известно, ничего не забыв. Давайте все же серьезнее!

— Валяй, перебирай! Для начала объясни-ка нам, с чего это свидетель Альвизе из более-менее сомнительного перекупщика превратился в висящего на простынях убийцу? Какой-то он нелепый, этот Энвер, честное слово!

— Если верить его словам, Волси-Бёрнс требовал, чтобы он достал ему неизвестного Пёрселла по любой цене, для какой-то женщины-знатока. Энвер утверждает, что его бывший хозяин, книготорговец из Лондона, прислал ему рукописную партитуру за три тысячи евро. Что он назначил Волси-Бёрнсу встречу у себя, в «Доже и Лагуне». Эдди остался доволен, заплатил наличными, и албанец его больше не видел. Было это за шесть дней до убийства. По крайней мере, он в этом клянется всеми своими богами. Он говорит, что не упоминал раньше об этой сделке, потому что считал, что она не имеет никакого отношения к преступлению. Сажать его было не за что, но милейший Энвер явно темнил. То ли это у него профессиональное, то ли просто по глупости. Что бы там ни говорил комиссар, после того как всплыла эта сделка, он заподозрил его в убийстве. Он вообще стал во всем сомневаться — в месте свидания, в алиби. Его люди проверили железнодорожное расписание. Энвер мог по времени приехать из Тревизо, Падуи и Вероны вечером в Венецию, а на заре вернуться обратно.

— Смешивать реальность и истину — в этом весь Альвизе! Вещи надо проверять, тогда они становятся реальностью — вот и все!

— Бедняжка, он делает вид, что все в порядке, но на самом деле двигается вслепую. За неимением нормального следа он позволил мне сходить с ним к Роберте Боллин. Она покупает рукописи, албанец их продает. Вполне возможно, что они давно знакомы. А может быть, она была в курсе покупки той партитуры.

— Насколько я знаю твоего брата, он должен был перерыть у нее все шкафы в поисках большой и толстой улики — доказательства, что Энвер там бывал.

— Альвизе нашел в фонде то, чего и не искал. Роберта с первого взгляда определила, что партитура — поддельная. Все настоящее, пёрселловских времен, кроме текстов из Священного Писания. Фальсификаторы, как всегда, переусердствовали. Они воспользовались Библией, напечатанной через десять лет после смерти Пёрселла. Даже на Альвизе произвела впечатление компетентность этой дамы. А ты что на это скажешь, Борис?