Читать книгу "Прощальная весна - Александр Аде"

Намертво вцепившись в меня, она принимается монотонно повествовать о том, как пятнадцать лет назад умер ее муж, оставив с шестилетней дочкой на руках. Как она могла бы снова выйти замуж, но не хотела, чтобы у Раюси был отчим. А ведь – были! – были претенденты на ее любовь, и какие!

При этом она окидывает меня оценивающим взглядом.

Раиса приволакивает в комнату сильно потертый рыжеватый чемодан и немалых размеров черную матерчатую сумку. И еще раз клятвенно заверяет, что даже не пыталась сунуть туда нос.

Охотно верю.

Мамочка меняет тему. Теперь она трындит об Алеше.

Под ее монотонное гудение вынимаю шмотки и укладываю на диван.

Сижу на стуле, прислонив к его спинке свою джентльменскую, кое-где покарябанную трость, и занимаюсь скучным и малопочтенным делом.

Сначала неторопливо опорожняю сумку, потом принимаюсь за чемодан. С ним приходится немножко повозиться, потому что ключик от него Алеша, похоже, держал при себе, а убийца очистил Алешины карманы и выгреб все, в том числе и ключ. Но я, проявив некоторые примитивные навыки, отмыкаю чемодан вязальной спицей.

Не стану перечислять всего, что вытащил из сумки и чемодана. Не буду вообще ничего перечислять. Я выуживал и шмонал Алешины манатки, а сам печалился: Алеша исчез, как будто и не было, осталась только его оболочка. Когда-то она, как могла, защищала хозяина от холода и небесной влаги, была его другом и хранителем. И вот его нет, а она вроде бы жива…

На тщательный осмотр уходит около получаса. Наконец, откинувшись на спинку стула и глядя на Раису снизу вверх, спрашиваю:

– Вы так и не намерены сообщать ментам об Алешиных вещах?

Она покаянно опускает голову. Темные волосы гладко зачесаны назад, и посредине – трогательный пробор.

– Зря. Это, возможно, сокрытие важных улик. Не собираюсь пугать, но предупреждаю: чревато.

Она прижимает ладошки к груди.

– Пожалуйста, пусть они побудут у меня – хотя бы еще какое-то время!

Я мог бы спросить, зачем ей это нужно? Но только смущенно и неловко усмехаюсь и говорю:

– Я возьму одну вещицу к себе домой. Через три-четыре дня верну. А уж вы сами решайте, что со всем этим делать…

Оказавшись дома, торопливо раздеваюсь, двигаю на кухню, выуживаю из холодильника бутылочку, падаю на стул и выдуваю пиво – до донышка, с такой жадностью, точно дня три во рту не было ни росинки.

И только потом бережно-бережно достаю из пакета маленький ноутбук (такой еще называют нетбуком), который оказался среди Алешиных вещей. Когда-то беленький, точно игрушечный, он со временем посерел и покрылся царапинами.

Включаю его, чуть не дрожа от возбуждения, быстренько пробегаюсь по папочкам, подпапочкам, файлам, отыскивая хоть какую-нибудь зацепку.

И не нахожу.

Пораскинув мозгами, достаю сотовый и набираю номер Акулыча.

– Просьба, Акулыч…

– Ну-ка, ну-ка, – поощряет он меня.

– Алексей Лужинин говорил перед смертью (и тому есть свидетели), что у него водится кое-какое бабло. И действительно, энную сумму он получил, продав свою комнату в «брежневке». Но имеются сведения, что он собирался уехать с любимой подругой Катей в другой город. Значит, деньжонок у него было достаточно, чтобы купить квартиру. Хотя бы однокомнатную. Так что Алеша наверняка открыл счет в банке. Или даже пару-тройку счетов.

– Пошукаем. Чего ишо?

– Вроде все.

– Тады гуд бай, охламон…

* * *

Автор

12 апреля 2009 года.

Этот телефонный разговор был коротким, торопливым, бессвязным, как и множество других бессмысленных хаотичных диалогов, которые роятся в переполненном голосами небе, точно подхлестываемые эфирным ветром.

– Маленькая, я не могу без тебя! Послушай, маленькая, зачем тебе этот ублюдочный наркоман? Ты нарочно ушла от меня к нему, чтобы сделать мне еще больнее? Так? Я спрашиваю, так?!..

– Уйди от меня!

– Ты сделала мне больно, маленькая дрянь. Ты вонзила иглу в любящее сердце, и оно истекает кровью!

– Отстань от меня, дьявол! Уйди! Пропади пропадом! Мне тяжело, мне душно с тобой! А игла – это классно. Это прикольно, игла! Я хочу, чтобы ты страдал. Если сдохнешь, я буду только счастлива!

– Чего тебе недоставало, Ника, жизнь моя? Ну, хочешь, женюсь на тебе. Потерпи. Совсем недолго осталось. Как только станешь совершеннолетней – сразу распишемся. Шикарная свадьба, белая фата, море белых и красных роз, огромный лимузин, лучший в городе ресторан. Хочешь в Париж? В Лондон? В Нью-Йорк? Пожалуйста! Экзотика – Мальдивы, Таиланд? Да хоть Папуа – Новая Гвинея! Никаких ограничений! Я весь мир кину к твоим прелестным ножкам!

– Пропади, не нужен ты мне, извращенец проклятый! Ненавижу! Ты мне всю душу испоганил и наизнанку вывернул! Сгинь, не хочу видеть тебя!

– Извини, кажется, попал в неудачный момент. Я еще позвоню…

И голоса пропали, растворились в розовато-солнечном вечере, точно их и не было вовсе. Точно они пригрезились одинокому мечтателю, глядящему из окна в бледно-голубой апрельский небосвод со светящимися перышками розовых облаков.

* * *

Королек

Вот уже третий день – с перерывами – ковыряюсь в Алешином нетбуке. Точнее, во всевозможных виртуальных папочках, в которых может оказаться необходимая мне информашка.

Ни единой зацепки.

Последняя моя надежда – папка «Это я, Господи» со всеми статейками Алеши. В ней три подпапочки. Одна из которых – понятное дело – именуется «Пульс мегаполиса». Другая – что тоже вполне объяснимо – «Ничего, кроме правды» (название предвыборной газетенки Завьялова). Обозначение третьей подпапочки – «Честный выбор» – ничего мне не говорит.

Сую нос в первую подпапочку – и ничего заслуживающего внимания не обнаруживаю. В Алешиных произведениях всякая-разная дребедень о нашем захолустном бомонде, о скоробогачах, об их золотых детках, бриллиантовых супружницах, коттеджах, виллах, шмотье, развлечениях и прочей гламурной шелухе.

Заглядываю в подпапочку «Ничего, кроме правды» – и офигеваю! И это – самое политкорректное слово, которое приходит на ум!

И не потому, что в предвыборном боевом листке Алеша превозносил до небес Завьялова (кого еще превозносить!). И не потому, что щедро поливал помоями завьяловского конкурента (кого же еще поливать!). Обалдеваю я от фамилии конкурента – Болонский!

Глубоко вдохнув и выдохнув, утыкаюсь в маленький плоский экранчик нетбука. Все верно: Болонский. Старший из братьев, шестидесятидвухлетний Стасик.

Вот уж не думал и не гадал, что он собирался стать мэром.

Впрочем, я не сильно интересуюсь такими делами. Я люблю свой город и вот уже сорок лет честно делю с ним пополам скромные радости и великие печали. Сорок лет назад он с беззлобной усмешкой склонился над малюткой Корольком, появившимся на свет в районном роддоме. Он же бросит горстку земли в могилу на моих похоронах.