Читать книгу "Ранние цивилизации Ближнего Востока. История возникновения и развития древнейших государств на земле - Жан Боттеро"

Мы не можем определить, какую часть территории государства занимали храмовые земли, но понимаем, что их площади были значительными. Тот факт, что до нашего времени сохранилось совсем немного договоров купли-продажи земли, заключенных на юге Шумера (в отличие от севера, где картина была прямо противоположной), вполне вписывается в данную картину общества, в котором храмы являлись крупнейшими землевладельцами. Немногочисленные известные нам контракты происходят из Гирсу, но в качестве покупателей в них выступают правители или члены их семей.

Это, однако, не значит, что частное землевладение было запрещено. Но следует учитывать редкость подобных сделок и статус покупателей, упомянутых в известных нам источниках. Перед нами не простой договор купли-продажи земли, заключенный между двумя горожанами. Кроме того, в текстах, где говорится о землях, получаемых отдельными лицами за службу, речь идет не о частной собственности, так как они считались неотчуждаемыми и не передавались по наследству. Договоры купли-продажи земли стали активно заключаться в Южной Вавилонии, то есть в самом сердце Шумера, только в правление в Исине Липит-иштара (1934–1924 до н. э.). Ввиду количества имеющихся в нашем распоряжении глиняных табличек, датированных периодом, непосредственно предшествующим времени правления Саргона, мы не можем считать эти находки случайными. Если мы не ошибаемся, то одним из основных отличий между шумерами и семитами, проживающими в стране двух рек, является распространенность частной собственности на землю.

Храмовые земли считались собственностью бога. Их использование правителем было запрещено. Это стало известно нам из текстов правителя Лагаша Уруинимгины (примерно 2360 до н. э.). Новый правитель утверждал, что «восстановил Нингирсу, [законного] владельца, в доме энси, в поле энси» и сделал то же самое для супруги бога, богини Бабы, и их сына Шугшагганы. Предыдущие правители обогащались за счет храмовой земли, а Уруинимгина восстановил порядок. К сожалению, нам ничего не известно о том, каким образом этот правитель был связан с династией Ур-Нанше. Вполне возможно, что его реформаторская деятельность и благочестивость связаны с тем, что с их помощью он попытался оправдать себя за захват власти в государстве.

Так как жители Шумера были в значительной степени связаны с храмовым хозяйством, делать какие-либо выводы об организации общества крайне сложно. Мы не очень точно отражаем ситуацию, говоря о свободных и полусвободных людях, так как последнее понятие в письменных источниках отсутствует. Шумерское слово ама-р-ги (дословно «вернуться (или «позволить вернуться») к своей матери» (ама), которое мы переводим как «свобода» (потому что в договорах с его помощью обозначается состояние раба, отпущенного своим хозяином), впервые встречается в текстах, посвященных реформам Уруинимгины. Возможно, первоначально оно было связано с освобождением человека от долгового рабства, так как продажа детей родителями, оказавшимися в тяжелых жизненных обстоятельствах, стала практиковаться только начиная с аккадского периода. Таким образом, под свободой понималась жизнь человека среди членов его семьи (в отличие от раба, обитавшего и работавшего в чужом доме).

Однако вполне можно предположить, что люди, привлекавшиеся к общественным работам во благо государства и лично его правителя, теряли свой статус свободных. К этим отношениям не следует применять современные стандарты. В одном из пассажей гимна Гудеа говорится о том, как энси призвал жителей на работы по восстановлению храма Нингирсу. Если понимать эти слова дословно, можно предположить, что правитель мог заставить все население (за исключением жрецов и чиновников) трудиться во благо всего города на общественно значимых объектах: в храмах, дворцах, на оборонительных и ирригационных сооружениях.

При этом в источниках ничего не говорится о слоях населения, которым позволялось не участвовать в этих работах. В них используются различные термины для обозначения социальных групп: эрен, гуруш, шуб-лугала, – которые, однако, не следует называть классами. К первой категории относились те, кто должен был исполнять трудовую повинность и кого можно было призвать на общественные работы или в войско. В аккадском языке начиная с древневавилонского периода существовало слово сабум, имевшее аналогичное значение.

Гуруш – это возрастная категория, в которую входили взрослые мужчины, способные трудиться. Кроме того, данное слово могло иметь более общее значение – «работник». В хозяйственных документах оно часто заменяется понятием «эрен», которое, вероятно, обладало более обобщенным значением.

Термин «шуб-лугала» впервые встречается в письменных источниках, посвященных реформам Уруинимгины. Дословно его можно перевести как «подвластный царю», что, однако, не помогает нам сделать какие-либо определенные выводы, так как в нашем распоряжении нет данных, позволяющих более подробно описать социальную роль этих людей. При этом делать на основании перевода данного понятия какие-то выводы об ограничении свободы этих людей не следует.

Наиболее ранним источником, содержащим сведения о масштабе использования в шумерских городах рабского труда, является архив Гирсу. Так, согласно тексту, вырезанному на одной из табличек, в храме богини Бабы служили 188 рабынь, а в храме Нанше их было 180. Шумерское слово, которое переводится как «раб», «рабыня», записывалось в виде двух знаков: мужчина и чужая страна или женщина и чужая страна. Данный факт свидетельствует о том, что в большинстве своем рабы были иноземцами, захваченными во время походов или взятыми в плен в ходе военных действий. Однако судя по именам, упомянутым в договорах купли-продажи рабов, датирующихся третьим этапом раннединастического периода, эти люди были шумерами.

Женщины, как правило, занимались ткачеством или мололи зерно. Впервые сведения об использовании рабынь в качестве наложниц появляются в источниках древневавилонского периода.

Слово, с помощью которого в устной речи называли раба (мужского рода), заимствовано из семитского языка. О том, что термин женского рода, использовавшийся для обозначения этого понятия, имеет шумерское происхождение, свидетельствует его присутствие в текстах, написанных на глиняных табличках, найденных в слое IVа в Уруке. Конечно, можно предположить, что в шумерском языке имелось и слово для обозначения раба мужского рода, но тогда возникает вопрос: почему оно было заменено заимствованным термином? Возможно, семитское слово стало использоваться в начале раннединастического периода, когда благодаря аккадской миграции и случавшимся из-за нее стычкам в шумерских городах появились новые рабы.

Следует отметить, что представление о тождестве отношений между жителем города и правителем или приверженцем того или иного культа и божеством с характерными для раба и господина, очевидно, было перенято шумерами у семитов. В любом случае, говоря о рабах, мы имеем в виду категорию людей «несвободных», которых хозяин мог продать, завещать или просто подарить.

На протяжении последних двух десятилетий изучается вопрос о том, насколько жители шумерских городов-государств раннединастического периода были вовлечены в управление ими. Отправной точкой для данных дискуссий стало использование в шумерской поэме «Гильгамеш и Агга» таких понятий, как «собрание» и «старейшины». Когда в Уруке появляются посланники правителя Киша, эн Гильгамеш предлагает два варианта – войну или бесчестное подчинение – сначала «совету старейшин», а затем «собранию юнош» (гуруш). Старики предлагают сдаться, а молодые жаждут схватки. Некоторые исследователи видят в этом своего рода голосование. Однако более вероятно, что перед нами литературный прием, предназначенный для того, чтобы показать хюбрис[2]царя. В том, что подобные собрания существовали, сомневаться не приходится, но при этом не следует думать, будто они являлись прототипом народной демократии. В мифах говорится о советах богов, что вполне может быть следствием перенесения на них отношений, существовавших между людьми. Однако следует обратить внимание на то, что божества на этих собраниях поддерживают предложения верховного бога (который, несомненно, старался прислушаться к мнению большинства), громко заявляя: «Да будет так!» Если в этом также отразились отношения между людьми, то можно предположить, что шумерское собрание являлось трибуной для выражения общественного мнения. Вероятно, помимо всего прочего, оно выносило на повестку дня вопросы организационного и юридического характера, а также получало указания правителя. Шумерское слово, обозначающее собрание, звучало как ункен, а в правление III династии Ура оно было заменено аккадским аналогом пухрум, имевшим такое же значение.