Читать книгу "Чудо-мальчик - Ким Ён Су"

Глядя, как тот певец, сидя на стуле, беспомощно смотрит на то, как пытают его любимую, я почувствовал его горячий как огонь гнев. Однако несчастный скоро понял, что его гнев такой же слабый, как он сам, и его охватило глубокое отчаяние. Наблюдая за потерей им духовных сил, возникновением темных чувств на самом краю сознания, ощущая бурлящее в нем унижение, ненависть к себе и стыд опозоренного человека, я снова воочию увидел сцену унижения человеческого достоинства.

Я чувствовал, как, погруженный в отчаяние, он представлял себя моллюском с черным твердым панцирем или ползающим насекомым с мохнатыми ножками, ищущим убежище в темноте. Я чувствовал, как он почти наяву видит, как из этого мерзкого насекомого, придавленного чьим-то военным ботинком, выделяется бледноватая густая жидкость и как оно, извиваясь, умирает. Я резко встал со своего места, не в силах больше выдерживать это зрелище.

Только я рывком открыл дверь, как вдруг в моей голове раздался голос: «Такой сумасшедший галстук, так можно и умереть, задохнувшись, а?» — и, к своему удивлению, я увидел в комнате для допросов Ли Манги, который, словно выпускник университета, пришедший на собеседование, был одет в черный европейский костюм. Мне стоило только снова представить, как ботинок полковника Квона давит то отвратительное насекомое и как оно, брызжа во все стороны густой белесой жидкостью, извивается и умирает, как меня тут же вырвало бледновато-мутной массой прямо на костюм Ли Манги.

В ту ночь, не прекращаясь, шел мартовский снег

— В прошлом я знал одного человека, который сказал мне, что слово «оранг» на малазийском означает «человек», а «утанг» — «лес», поэтому слово «орангутанг» переводится как «человек, живущий в лесу». Я сохранил заметку для того, чтобы не забыть его, — ответил отец.

— Значит, вы вырезали статью не из-за орангутанга. Да, — заметил я шутливо, — лесные люди наверняка были огорчены. — Тот ваш знакомый, видимо, был очень хорошим человеком.

— Как ты это понял?

— Вы же как-то сказали, что чужую доброту будете помнить даже после смерти. Значит, тот человек был действительно добрым, раз вы его не забываете. А что еще есть там, в вашей записной книжке?

— Еще я записал вещи, которые могут произойти со мной в Царстве Небесном.

— Например?

— Например, хм… что там я записал? — Отец улыбнулся. — Например, я хотел бы закрутить страстный роман с девушкой и умереть.

— Но ведь в Царстве Небесном невозможно умереть! — недоуменно возразил я.

— Что это за Царство Небесное, — все еще улыбаясь, сказал отец, — если в нем человек не может умереть, когда захочет?

— О чем это вы сейчас? Хотите поиграть со мной в игру желаний?

— Хорошо, назови свое желание.

— Тогда я тоже хочу завязать страстный роман с девушкой.

Отец фыркнул:

— Любая девушка, как бы молода она ни была, для тебя будет старовата. В таких отношениях ты только пострадаешь. — Он снова улыбнулся. — Как насчет школьницы?

— Какая разница? В любом случае вы и я говорим о событиях, которые никогда не произойдут.

— Почему ты так думаешь? Я же вдовец. Мое желание может осуществиться. Ладно, давай продолжим. Я хочу с той девушкой, о которой только что говорил, переплыть на яхте Тихий океан. — Сказав это, отец запел:

Когда в ясный весенний день

Дядя Слон на сухом листе

Пересекал Тихий океан…

В тот момент я ненавидел отца с его песней о девушке.

— Давайте в воскресенье сходим в Сеульский Гранд-парк, — предложил я, пытаясь перебить его и заставить замолчать, — и посмотрим шоу дельфинов.

Отец, делая вид, что не слышал меня, не прекращал петь:

Девушка-кит, увидев его,

Сразу влюбилась в него…

— Я хочу пойти туда вместе с вами и мамой, держа вас за руки, — сказал я, не поднимая головы и сфокусировав внимание на ложке.

Отец перестал петь. Стоило мне произнести эту фразу, как я тут же пожалел об этом. Я подумал, что не должен был так говорить, но слова уже вылетели изо рта. Ощущая раскаяние, я все равно продолжал старательно тереть ложку. Кожа на кончиках пальцев покраснела.

— Вот действительно желание, которое не исполнить… — растерянно пробормотал отец.

Это случилось в тот самый момент. Я начал чувствовать странное тепло в кончике указательного пальца. Перемычка ложки начала медленно изгибаться. Мои глаза широко раскрылись от удивления. Тогда я полностью сосредоточился на ощущении в пальце, поэтому до сих пор не уверен, что потом говорил отец. Он, кажется, сказал: «Твоя мама, понимаешь…» или «О, почему тот человек…». В любом случае точно помню я только то, что ложка, словно по волшебству, начала изгибаться. В тот миг сильнее волнения, охватившего меня от осознания, что я все-таки согнул ложку силой мысли, было ощущение того, как по всему телу забегали мурашки.

— А-а-а!.. — завопил я изо всех сил. — Папа, на это… Папа! Папа! — громко звал я отца, глядя, как у меня на глазах ломается перемычка ложки. — Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай! Отец, не умирай!..

КОГДА НАСТАНЕТ НЕВОЗМОЖНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ…

На этот раз, потянувшись вперед, я все-таки схватил правую руку отца, входившего в белую, сверкавшую солнечными лучами волну света. Я ощутил тепло его сильной ладони. Отец, улыбнувшись мне, осторожно высвободился из моей крепкой хватки. «Сейчас мы расстаемся, но обязательно снова встретимся», — пообещал он мысленно. Его лицо не выглядело преисполненным страдания или даже просто грустным, оно было таким спокойным, что у меня отлегло от сердца.

— Когда мы снова встретимся? — спросил его я.

— Когда твое желание исполнится, — ответил он.

— Мое желание? — переспросил я.

— Разве ты не говорил, что хочешь пойти гулять в Сеульский Гранд-парк, взяв за руки мать и отца?

Да, я так говорил, но теперь это ведь стало невозможным.

Стоя в сиянии ослепительно-белого света, отец едва заметно улыбнулся мне уголком рта и помахал рукой. Дав это странное обещание, отец начал постепенно отдаляться от меня. А затем, полностью отвернувшись, он зашагал по направлению к тому ослепительно-яркому свету. «У тебя будет еще много воскресений, — раздался в голове его голос. — И однажды непременно настанет воскресенье, когда сбудется твое желание. Поэтому возвращайся в свою жизнь».