Читать книгу "Когда же кончатся морозы - Надежда Нелидова"

Самая любимая трава – душица! Выкопаем кустик вместе с дёрном и посадим в огороде. Она неприхотлива – целые плантации домашнего чая разведём, вот здорово! И сорняк заодно вытесним.

Вопрос: где раздобыть? На рынке продавцы душистых вялых, задохнувшихся от жары тёмно-розовых пучков, держатся как партизаны на допросе. На вопрос о душичных месторождениях отводят глаза: «Секрет фирмы». Или отвечают уклончиво, неопределённо маша руками: «В Красногорской стороне». Или: «За Поломом». Или прямо говорят: «Ишь, какие хитрые, так вам и сказали». Как будто душица – дефицит, который пора заносить в Красную книгу.

А поедем наобум. Выезжаем рано, уже с утра пекло. В десяти километрах от города асфальт кончается. Дорога мягкая, можно сказать, велюровая. Каждая встречная и обгоняющая машина оставляет за собой долго не рассеивающийся шлейф этого велюра. А так хотелось вдохнуть утренней лесной свежести! Скоро на наших напудренных потемневших лицах зубы и глаза начинают сверкать, как у индейцев. Земля здесь глинистая, ярко-красная – и пыль такая же.

Мелькают указатели с названиями деревень. Ну, с Заболотным, Долгоевым, Кабаковым – относительно понятно. Понятна даже деревня Главатских, где все жители носят эту высокородную польскую фамилию и широко рассеяли её по республике (у моей мамы девичья фамилия Главатских). Есть версия, что в 1812 году поляков, выступающих на стороне Наполеона, этапировали в вотскую глухомань. Панове оказались плодовиты как кролики, времени зря не теряли.

Есть другое объяснение: в XVIII веке миссионеры обращали местных жителей в христианскую веру. Имена аборигенов больше напоминали колоритные клички, а фамилий как таковых не имелось вовсе. Язычников было много, а священников – мало. При массовом крещении, чтобы не морочиться, они гуртом давали крёстным детям собственную фамилию. Отсюда целые деревни однофамильцев. Вполне возможно, попался поп – православный поляк Главатских…

Но откуда взялись деревни Адам, Чабаны – остаётся только догадываться. Или взять, скажем, Васютёнки. Васюта – я её вижу могучей босоногой женщиной в широкой холстинной рубахе, чтобы свободно было справлять тяжкую крестьянскую работу. Под низко надвинутым на лоб платком – глаза неожиданно озорные, синие, как предгрозовые озёра. Детишек полный двор, те своих нарожали – целая улица синеглазых васютёнков.

На крутом повороте дороги когда-то стояла деревня о пяти домах Егорята. Фантазирую: строптивый мужик Егор не ужился с деревенскими, облюбовал пустынное место, поставил избу. Обжился, настругали с женой белоголовиков, многочисленных и крепких, как грибочки, егорят…

Проезжаем Михеевскую поскотину: раньше здесь на вырубках и пожарищах на десятки километров тянулись малинники. Михей мне представляется высохшим, белым как лунь стариком-отшельником. Всю жизнь прожил в этой живописной багряной рябиновой сторонке, молился на солнышко, пас коров, в обед размачивал в ручье горбушку. Умер – а имя осталось.

Про Полом говорят: якобы, в этом месте поломалась великолепная золочёная карета Екатерины II. Про деревню Бани: что тут, между трёх речек, на великом Сибирском тракте, императрица своим высочайшим указом приказала поставить баньки для завшивевших этапных. С веничками, чтобы всласть хлестаться, проблем не было: вдоль рек тянулись густые березняки, пихтовники. Парились и выжаривали вшей клеймёные душегубцы каторжане, мылись декабристы и их нежные жёны. Делали своё доброе дело чёрные прокопчённые баньки, пока не вросли по крыши в землю.

Река Чепца якобы получила своё название, когда со светлой головки государыни ветер сдул чепец прямо в реку. Вообще, простой люд помнит, любит и чтит царицу-чужеземку, собиравшую в горсточку великое государство. Спустя века охотно вплетает её имя в народные предания, были и небыли. Что останется в памяти о нынешних больших и малых правителях-царьках, которые последние четверть века Россию бездарно разбазаривают? Брезгливые плевки да матерные анекдоты. Нет ничего противнее плебеев, дорвавшихся до власти.

Красивые у нас места. Когда машина взлетает на гору, взгляду открываются наслаивающиеся друг на друга округлые холмы, похожие на лежбища гигантских диплодоков. Пестрят спелые жёлтые, незрелые зелёные, дымчато-розовые, лазоревые клеверные лоскуты полей, перемежающиеся скудными перелесками. Это всё, что осталось от дремучих девственных хвойных лесов, росших здесь полвека назад. В них жалась-петляла узенькая дорога – по ней молоденькая пугливая мама тряслась в телеге: ехала учительствовать в дальний райцентр. Лес подступал так близко к селу, что на окраину одному выходить было опасно. То задерёт волк или медведь. То женщину, полощущую бельё на ключе, задушит рысь…

Сейчас от лесов остались жалкие пятачки. Но и в них каждый год теряются люди: в основном пенсионеры-ягодники, грибники.

– Как можно здесь заблудиться? – удивляюсь я. – Вокруг поля, дороги, шум машин слышен. Куда-нибудь выйдешь.

– Я сам однажды плутал, хотя неплохо ориентируюсь по солнцу, по деревьям, – говорит Сергей – заядлый рыбак. – Пять кругов дал, прежде чем выбрался. Сам себе удивляюсь. Старики говорят: это человека водит.

Дождей нет два месяца. Травы и листва деревьев вдоль дороги поникли до земли под тяжестью плотной красной пыли. И только борщевику нипочём – он от той пыли будто жиреет пуще прежнего. Сначала попадается отдельными вкраплениями, потом островками, потом вольготно расстилается полями.

Кто не знает, борщевик Сосновского: это настоящее экологическое бедствие. Достигающее в высоту шести метров тяжёлое, жирное зонтичное растение с широкими белыми соцветиями (в диаметре – до колеса КАМАЗа!), похожее на гигантскую белую кашку, с тёмно-зелёными разлапистыми листьями, ядовитое и жгучее.

Помню, нас маленькими приводили с экскурсией на пришкольный участок. Показывали селекционную делянку с ухоженными толстыми «зонтиками» – чтобы их разглядеть, с наших задранных голов падали панамки. Тётенька-зоотехник рассказывала, что скоро, благодаря этому чудо-растению, всю страну зальют молочные реки. Вопрос с кормами крупного рогатого скота в Советском Союзе будет решён раз и навсегда. Коровки с удовольствием уминают борщевик – за хвосты не оттащишь. И молочко получается густое, жирное, вкусное.

Потом выяснилось, что содержащиеся в борщевике эфирные масла вовсе не полезны ни для животных, ни для человека, потребляющего молоко. Но поди засунь джинна обратно в бутылку, искорени этого монстра. Он давно покинул испытательные делянки и завоёвывает в год тысячи гектаров – скоро по грибы и ягоды некуда будет ходить. Целые ядовитые плантации вытесняет ельники и березняки, вражески подступают к деревням и сёлам. Колхозники горько шутят: «Была у нас власть большевистская, а стала борщевистская».

Селяне, как могут, борются с чудовищем: выкашивают, поливают гербицидами, посыпают солью – какое там. Корни борщевика, толщиной с руку, образуют целые подземные, потайные города – попробуй доберись.

– Вот, пожалуйста. Родной по духу, актуальный, на злобу дня отечественный фильм-катастрофа «Борщевик»! Я подсказала тему, а ты давай помогай мне. Развивай, облекай в форму.