Читать книгу "Мой созависимый плен. История одного побега - Ирина Бережнова"

После похода к психологу у меня на лбу как будто бы загорелась лампочка с надписью «плохая мать» и я, движимая чувством вины, бросилась в другую крайность – начала уделять ей больше времени, ходить с ней на танцы, кружки, в музыкальную школу, рисовать, читать…

Но она продолжала возвращать мне боль, еще боль, еще сильнее боль, и еще сильнее боль, и еще чуть-чуть сильнее БОЛЬ, разрушая все, что значимо и ценно для меня. Я как будто ее бесконечно рожала вновь и вновь.

Она никак не поддавалась моему воспитанию и контролю и не становилась такой, как мне хотелось. А контролировала я ее потому, что не знала, как иначе, как по-другому усмирить свою тревогу. Потому что мне казалось, что я лучше знаю, как надо жить. И в конце концов потому, что умела это хорошо делать, создавая иллюзию участия в ее жизни. И, конечно же, делала я все это во имя любви и наивысшего блага для своего ребенка! Сама себе надела корону и правила с помощью чувства вины и всевозможных наказаний. Кстати, в один прекрасный день у меня закончились даже наказания, а кнопочка «чувство вины» перестала работать. Я опять отдала пульт управления собой и позволяла дочери руководить моим спокойствием. У меня появился новый кукловод.

Она дергала за ниточки, нажимала красные кнопочки. Возвращалась поздно домой, плохо училась, прогуливала уроки. А потом в ее небрежно оставленном на кроватке личном дневничке появилась запись: «Жизнь – боль. Только под землей есть место для меня…» Потом она обзавелась сомнительными подружками и стала примерять на себя различные субкультуры: челкастые, эмо, готы… Потом обрезала и перекрасила свои шикарные волосы, которые я ей растила 10 лет. И в конце концов превратилась в какой-то бомж-пакет непонятного цвета с тоннелями в ушах. А я превратилась в потенциального клиента психиатрической клиники. Я чувствовала себя так, как будто пыталась исправить дерево, которое уже выросло, а я ему продолжала указывать, куда надо расти вот этой веточке и вот этому листочку. А дерево – оно же не слышит. Воспитывать было уже поздно. Она стала трудным подростком.

Подростковый возраст – это когда подросток пытается уничтожить себя, а взрослый уничтожает подростка за то, что он уничтожает себя.

Мой учитель Татьяна Купава

Подростковый возраст – это возраст, когда ребенок противопоставляет себя миру, родителям, традициям, правилам и убеждениям.

Возраст, когда ты уже не в силах ничего изменить, но вынужден наблюдать за изменениями.

Возраст, когда ты вынужден признать свое бессилие.

Возраст, когда на поверхность пролазят все ошибки воспитания, а чувство вины становиться удушающим… недолюбила, недосмотрела, не смогла, не успела…

Возраст, когда я особенно четко увидела, что я «насеяла» своему ребенку со своими созависимыми наклонностями.

Возраст, когда моя дочь кричит мне в лицо: «Я никогда не буду такой, как ты, мама!!» – и неизбежно, как под копирку, повторяет меня, мои мысли из прошлого, мои ошибки и мое поведение.

Возраст, когда страх за жизнь и здоровье моего взрослеющего ребенка приобретают масштабы вселенской катастрофы.

Именно в этом возрасте созависимость снова вернулась в мою жизнь болью, бессилием, страхом, чувством вины, злостью и раздражением. «Опухоль» вернулась с метастазами.

Настало время принять очередную битву. Или я, или она – моя созависимость. Пришло время заплатить цену за ту мою жизнь «ради детей» и еще раз вступить в бой с моей незваной «подружкой». На этот раз цена слишком высока.

С ДЕТЬМИ НЕ РАЗВЕДЕШЬСЯ!!!

Слава Богу, я уже знала своих драконов в лицо и первое, что начала делать, – это не давать ей реакции. Не давать агрессии. Не включать палача, потому что прекрасно понимала, что ее бунтарские выходки и привлечение агрессии – это не только привлечение внимания, но и не что иное, как попытка воззвать жертву. Ту самую ролевую модель, с которой я сама много лет жила и страдала в обнимку. Эта роль передалась ей по наследству и уже жила в ней и процветала, не предвещая ничего хорошего. Жертва всегда находит себе палача. И сейчас единственное, что я могу сделать, это не давать ей агрессию, не включать «палача», а научиться самой и научить ее другой форме общения.

Заменить агрессию на любовь!

Помню, как нелегко мне это давалось. Особенно тогда, когда она шла гулять и не возвращалась в назначенное время домой. Я думаю, не нужно объяснять, как это страшно, когда девочка-подросток не приходит домой вовремя, а оператор в телефонной трубке разрывает душу предательским: «Абонент не отвечает, перезвоните позже!» Катастрофа!

Поначалу в голове крутились коварные планы мести и наказания: «Вот придет, дверь не открою, пусть на улице ночует. Накажу, оставлю без компьютера, телефона, без карманных денег… Черт! Это уже все было… что еще придумать побольней, пострашней…» Что это со мной? БОЛЬ ЗА БОЛЬ? Господи, это же я научила ее отвечать болью на боль!! Это я веду себя как ребенок. Господи, а если она вообще не придет? Потом на место злости становился страх, и я плескалась в своих тупых страданиях, пока не включался мозг.

Это было очень сложно – сказать себе в этот момент: «Стоп! Здесь и сейчас еще ничего плохого не произошло! Она просто не берет трубку. Чего я боюсь? Что самого страшного с ней может произойти? Изнасилуют? Убьют? Нет, черт возьми! Она ведь уже задерживалась, и не один раз? И что? Жива, здорова. Что я могу изменить здесь и сейчас? Сделать так, чтобы работал телефон? Нет, не могу, я не волшебник. Вернуть ее домой? Нет, не могу, я не Мэри Поппинс и не умею летать. А вот управлять своими эмоциями? Могу! Переключить свое внимание на что-то другое? Конечно, могу! Дать это внимание себе любимой? Могу! Внимание = энергия. Так куда я направлю свою энергию: на разрушение или на созидание? Да, дорогая, пульт управления моим спокойствием теперь находится у меня! Приятно поговорить с умным человеком. Я просто буду верить своей дочери. Просто верить!»

Я признавала свое бессилие, быстро успокаивалась, и, о чудо, раздавался долгожданный звонок в дверь. Она приходила, и я говорила ей о том, что я чувствую, когда она так поступает, и понемногу мы научились договариваться.

Я убрала контроль со словами: «Доченька, я не могу тебя больше контролировать. Это твоя жизнь, и ты вправе распоряжаться ей так, как посчитаешь нужным. Я верю, что ты сделаешь правильный выбор. Все, что я могла сделать для тебя, я сделала как могла, как умела. Дальше ты сама. Я могу за тебя только молиться!»

И я молилась. Каждый раз, когда мне хотелось ее растерзать за ее ужасное поведение, я мысленно повторяла, иногда с иронией и скептицизмом, но повторяла: «Господи, благодарю тебя за это чудное дитя, которое явно научит меня мудрости и терпению! Дай мне силы помочь ей вырасти счастливой, благополучной и эффективной!» Как ни странно, это чаще всего помогало. Но иногда я не сдерживалась и снова давала выход своей ярости.

Долгое время у нас был не дом, а поле боя. Я неистово билась с ней за все. За чистоту в доме, за немытую посуду, за утренние подъемы, за опрятный внешний вид, за оставленные грязные вещи, за неубранную постель, за здоровое питание… Мне однажды даже пришлось мыть унитаз колой, чтобы показать истинное предназначение этого «полезного» напитка.