Читать книгу "Из серого. Концерт для нейронов и синапсов - Манучер Парвин"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдруг самолёт сломался пополам,
Выбрасывая в пустоту предметы,
Тела и тени, словно это хлам,
Всё поглотил поток ветров и света.
Я падаю. Со словарём в руках.
Трепещут на ветру его страницы,
Несут меня в пушистых облаках
Добычей многокрылой книги-птицы…
И вот на берег опускаюсь я
Таинственного острова в итоге,
И девственно чиста вокруг земля,
Как первый снег, как пожеланья Бога.
1.6
Я телом цел. Но чувствую, что здесь
Как будто бы я прошлого лишился,
И в будущей реальности я весь,
Которую познать всегда стремился.
Секунды льют дождём на капюшон,
Они пусты, их чёткий след потерян
В то прошлое, которого лишён,
И в будущее, в коем не уверен.
1.7
Я здесь один с бушующей волной,
Что берега ласкает неустанно,
Здесь шимпанзе – отнюдь не предок мой,
И этим он доволен несказанно.
1.8
Наедине, под сводами небес,
С землёю, перед солнцем преклонённой.
Листвой осенней рукоплещет лес,
Чудесным танцем ветра окрылённый.
1.9
Я на себя смотрю сквозь времена,
И жизнь моя – короткий миг, крупица,
Которая почти что не видна.
Внезапно мой словарь открыл страницу…
Где шрифт крупнее через интервал,
Внимательно спасителя читаю,
На слово «туатара» взгляд упал,
Что оно значит – я, увы, не знаю…
1.10
Внезапно со страницы словаря
Возникло воплощенье туатары:
Колючий ящер, чешуёй горя,
Здесь миллионы лет себе находит пару.
Клювоголовые ровесники времён
Отсутствия любых классификаций —
Где не было ни цифр, ни имён —
На безымянном острове плодятся…
1.11
Я в шоке. Тем не менее смотрю,
Как в вещь преобразил мой разум слово,
Которое нашёл по словарю,
Меняя восприятия оковы.
И, значит, вещью так же может стать
Любое слово. Реализоваться
Во что-то, что мы можем осязать.
И стоит ли тогда нам удивляться?
Мне этот случай осознать помог,
Что невозможное становится возможным.
«Вначале было Слово. Слово Бог».
И жаль, что людям в это верить сложно.
1.12
– Привет. Ты голоден, Пируз? —
Трёхглазая рептилия спросила.
Я вспомнил угощений скудных вкус,
Что стюардесса на обед носила…
– Я голоден, действительно, сейчас, —
Ответил я посланнику благому.
Ведь голод постоянно мучит нас,
Склоняя к одному или другому.
1.13
И туатара ловко брюшко мнёт
Чешуйчатыми лапками кривыми
И три яйца блестящих мне даёт:
– Пируз, ты эти яйца съешь сырыми!
Ты должен привыкать к сырой еде,
Здесь жизнь чиста, от всякой лжи раздета,
Огня и соли нет ещё нигде.
И я добавил:
– Как и Интернета!
1.14
О словаре я думаю своём:
Спасла меня магическая птица.
О слове, что нашёл случайно в нём,
О туатаре, сшедшей со страницы…
Слова, как наши дети, нам близки,
Сумеют ли спасти нас от страданий?
Ведь сотканы все тексты и стихи
Из наших слов – из разума созданий.
Теперь и музыка, и мечтания странным образом одновременно заканчиваются.
Я звоню своему сыну Бобби, чтобы узнать, как у него продвигается диссертация и как складываются отношения с научным руководителем. Если он скоро закончит, то будет очень молодым кандидатом наук. Он продолжает меня спрашивать:
– Что с тобой, папа?
А я продолжаю отвечать:
– Ничего, Бобби. Со мной всё в порядке!
Я скрываю от него свои опасения, связанные с болезнью Альцгеймера, ночные кошмары, проблемы с ортодоксальными коллегами и встречи с Джульеттой. Чтобы его посмешить, я рассказал ему, что хотя собирался прочитать лекцию о ложной идеологии Карла Маркса, обнаружил, что читаю лекцию о невидимой руке рынка Адама Смита. И Бобби на самом деле смеётся.
Я растил Бобби в одиночестве, а он растил меня, как отца и мать. Я узнал о безоговорочной любви. Его мать, блестящая женщина, несколько лет страдала от душевной болезни. Нелегко быть отцом и матерью и при этом жить среди чужих людей. Мы близки, но я не хочу его сейчас волновать своими проблемами.
Я съедаю несколько вишен перед тем, как вернуться в постель. Они помогают мне заснуть; или, скорее, предполагается, что помогают, – так заявляют в журналах о здоровье. Современность даёт нам фрукты не по сезону, путая наш мозг, словно эволюция внезапно передумала, и мозг будто пьянеет или подвергается воздействию наркотиков.
Я в больничной пижаме. Я затерялся и остаюсь неузнаваемым среди пациентов, страдающих от болезни Альцгеймера, я не представляю, куда я иду. Я спрашиваю себя:
– Ты всё ещё профессор Пируз?
Я не слышу никакого ответа. Я останавливаю пробегающую мимо медсестру и прошу её:
– Пожалуйста, скажите мне, кто я!
Она хмурит брови, а затем тыкает пальцем мне в грудь, как раз в то место, где висит бейджик с именем.
– Вот вы кто, – говорит она и спешит прочь, больше не говоря ни слова. Я подтягиваю бейджик вверх, но не могу прочитать, что там написано, похоже на санскрит. Я смотрю вверх, словно желаю чуда. Я вижу лицо Джульетты на луне, она улыбается своей самой доброй улыбкой.
Внезапно ко мне подбегают дюжие санитары, хватают меня и выбрасывают в тёмный переулок, в котором полно восточных людей. Я теряюсь в трущобах в старой части Шанхая. Я просыпаюсь в ужасе, меня охватывает паника, я весь мокрый от пота. Я понимаю, что это повторяющийся кошмар. Я пугаюсь и кричу на свой разум:
– Ты кто, чёрт побери? Почему ты пытаешь меня и хочешь свести с ума?
Я слышу, как мои слова эхом отдаются в моём стеклянном доме, а потом у меня в голове.
Теперь я полностью проснулся, я думаю о Джульетте, мне менее страшно, я более спокоен. Я улыбаюсь, когда думаю о мысли «Любовь лечит всё».
Интеллектуалы
Сегодня суббота. Почти два часа пополудни. Я нахожусь в аудитории, в Олин-Холле, где должен состояться семинар. Почему я здесь? Возможно, ради ещё одной возможности посидеть рядом с Джульеттой и быть опьянённым её присутствием? Возможно, чтобы получить удовольствие от просвещения по вопросам человеческого разума?
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Из серого. Концерт для нейронов и синапсов - Манучер Парвин», после закрытия браузера.