Читать книгу "Слуховая трубка - Леонора Каррингтон"

Написав Кармелле все, о чем вспомнила, я легла в кровать, оставив остальное на завтра. Луна вовсю светила в окно, и я не могла погрузиться в сон и лежала в полудреме — состоянии, хорошо знакомом мне в последнее время. В голове, словно пузыри, всплывали воспоминания из прошлого, и то, что казалось давно забытым, обретало реальность только что случившегося. Люксембургский сад и запах каштанов, Париж. Сен-Жермен-де-Пре, завтрак на террасе кафе с Симоном, и его лицо, полное жизни, словно он не умер тридцать лет назад. Насколько мне известно, от него ничего не осталось. Симон говорит как в «Тысяче и одной ночи» — о любви, о волшебстве. Затем мне представляется, что я готовлю ленч в летнем домике, расположенном в низине большого сада, и Симон тоже рядом. Я должна у него спросить что-то важное и касаюсь его груди. О, ты такой же плотский, как я. Почему ты умер до того, как все мне рассказал? Открой, что значит быть мертвым. Вот что я должна была его спросить. В смущении я почувствовала, что он немного озадачен. Помолчав, он ответил:

— Считается, что все приходит к концу. Ничего подобного.

У него были красивые, как у сиамского кота, глаза. Симон затерялся в бесконечных сумерках сада и уже не обретет свободу, а он так много знал. Симон. Наверное, я все еще в Париже. О, какое это счастье, просто гулять по набережной, восхищаться книгами или глядеть на Сену с Нового моста. Я бы свернула на улицу Сен-Андре-дез-Ар и купила бы на рынке к обеду красного вина и сыра бри — этого мне вполне довольно. Пьер, улица де Боз-Ар. Умный Пьер со своими блестящими теориями, и как печально кончил. Утонул в собственной ванне — говорят, убит автором натюрмортов. Пьер разозлился, обнаружив на одном из натюрмортов морковь. Жан Писар, так звали оскорбленного художника, пробрался в его дом и, увидев Пьера в ванной, погрузил под воду и держал, пока бедняга не испустил дух. Бедный Пьер, не помню, отправили ли его убийцу на гильотину. Пьер был очень умен и восприимчив к искусству: мог упасть от ужаса в обморок, если видел на холсте что-то более определенное, чем одну краску, положенную на другую такую же. Форма — это нечто устаревшее и вульгарное, доказывал он. Поэтому морковь, которая, возможно, была вовсе не морковью, довела его до безвременной кончины.

То ли в понедельник, то ли во вторник, сейчас не помню, я сидела у Пчелиного пруда и пыталась научиться вязать крючком. Миссис Гэмбит сказала, что в основе моей ужасной алчности лежит праздность, и я решила, что мне следует связать шарф. Мод снабдила меня зеленой шерстью и преподала урок. Все оказалось не так просто, как она уверяла. Я уже давно оставила работу и любовалась на пчел, завидуя их деятельному усердию.

В это время внезапно появилась Наташа Гонзалес. Ее голова была обмотана розовато-лиловым шарфом, словно у нее болели зубы.

— Я совершенно обессилела, — заявила она, закатывая большие, будто две вращающиеся черносливины, глаза. — Трое суток без сна.

— Попросите у миссис Гэмбит успокоительного, — добродушно предложила я. — Говорят, помогает.

— Успокоительное! — Наташа обхватила голову руками и застонала. — Вы ничего не понимаете! Я так хочу спать, что мутится в голове, но из-за крыс боюсь закрыть глаза.

Ее слова меня потрясли. Сама всю жизнь до смерти боялась мышей и крыс.

— Как ужасно! В вашем бунгало есть крысы?

— Огромные! — ответила Наташа. — Я бы сказала, не меньше спаниелей. Из-за этого я не решаюсь уснуть. Они могут откусить мне нос.

— Отвратительно! — Мне стало не по себе. — Миссис Гэмбит должна завести кошек. Здесь вполне хватит места для дюжины. К тому же кошки такие милые создания. Крысы и мыши не выносят даже запаха кошек.

— У миссис Гэмбит аллергия на кошек, — возразила Наташа. — Она от них покрывается прыщами.

— Чепуха! — возмутилась я. — Нет животного чище здоровой кошки. Дома я не засыпала без кошек под боком.

— Миссис Гэмбит не дотронется до кошки даже ради спасения жизни! — воскликнула Наташа. — Близко не подпустит кошку к этому месту. Не остается иного средства, кроме крысиной отравы. Попрошу ее купить несколько пакетиков крысиного яда под названием «Последний ужин». Самое сильное средство, крысы погибают от него почти сразу.

— Но если ваши крысы ростом со спаниелей умрут под полом, вонь вас в два счета выживет из дома.

— Я готова пожертвовать собой, только бы избавиться от этих страшных существ, — ответила Наташа. — По мне уж лучше страдать от вони, чем остаться без носа.

— Извините за то, что вас прерываю. — Из-за куста жасмина показалась голова Джорджины. — Но вы знаете, с тех пор как я приехала сюда десять лет назад, я не видела ни одной мыши и ни одной крысы.

— Гадючина! — Наташа ткнула пальцем в сторону куста жасмина. — Не советую вам разговаривать с Джорджиной Сайкс. Опасная, бессовестная, злобная женщина! — Наташа крепче обмотала голову розовато-лиловым шарфом. — Гнусная рептилия! — Продолжая ругаться, она удалилась.

Джорджина подошла и села.

— Если говорить объективно, эта Наташа просто вызывает отвращение, — начала она. — Я придумала ей особенное прозвище — зову ее Святошей-распутницей. Все эти сказки про крыс — сплошной вздор: она просто лжет. Распутница — чтобы заработать немного славы, продала бы белому работорговцу собственную мать. У нее, как у Гитлера, комплекс власти. Выдумала крыс размером со спаниелей точно так же, как свои милые беседы со святыми ростом с телеграфные столбы. Все с одной целью — приобрести больше власти. Человечеству здорово повезло, что ее закрыли в доме для престарелых.

— Надеюсь, вы правы и здесь нет никаких гигантских крыс, — ответила я. — Всегда боялась мышей и крыс, хотя, как мне кажется, большинство животных люблю.

Джорджина с любопытством покосилась на мое вязание:

— Если уж речь зашла о животных, это у вас на спицах тужурка для ужа?

Я не ждала, что она узнает еще не законченный шарф, но заметить, что вяжу я не спицами, а крючком, могла бы.

— Нет. — Я немного рассердилась. — Не тужурка.

— Откуда вы взяли такую тошнотворную зеленую шерсть? От этого цвета я начинаю клацать зубами.

— Иногда вы слишком критичны, Джоржина. Эту красивую зеленую шерсть мне любезно подарила Мод. Она напоминает мне приятные краски весны, например первые листочки каштанов.

— Надеюсь, вы не собираетесь это носить, — буркнула Джорджина, словно не замечая моего упрека. — Вы будете похожи на утонувшего во время потопа Ноя. Зеленый не ваш цвет. Вы и без того слишком зеленая.

— Вы же не ждете, чтобы я выглядела, как девица на первом балу? — парировала я. — Кроме того, Ной никогда не тонул, у него был ковчег с животными.

— Всем известно, насколько неточна Библия. Да, Ной отплыл в ковчеге, однако, напившись, упал за борт. Миссис Ной вышла на корму и увидела, как он тонет, но спасти даже не пыталась, поскольку наследовала весь скот. В те дни люди вели жалкое существование, и скот для них все равно что банковский счет.