Читать книгу "Мистика московских кладбищ - Юрий Рябинин"

И вот, наконец, некоторые сохранившиеся и восстановленные заново могилы кладбища Новодевичьего монастыря, которые теперь показывают путешествующим пенсионерам из Европы. Здесь можно найти камни с именами: генерала, заключившего в 1914 году условия сдачи Парижа, Михаила Федоровича Орлова (1788–1842); отца А. И. Герцена — Ивана Алексеевича Яковлева (1767–1846), — он прославился тем, что в 1812 году доставил из Москвы в Петербург примирительное письмо Наполеона к русскому императору Александру Павловичу; основоположника модного теперь жанра исторического романа, автора «Юрия Милославского», Михаила Николаевича Загоскина (1789–1852); несостоявшегося российского «диктатора», декабриста Сергея Петровича Трубецкого (1790–1860); другого исторического романиста Ивана Ивановича Лажечникова (1792–1869); историка, академика Михаила Петровича Погодина (1800–1875); крупнейшего российского историка Сергея Михайловича Соловьева (1820–1879); писателя, беллетриста, как раньше говорили, Алексея Феофилактовича Писемского (1820–1881); историка, археолога, академика, основателя Исторического музея Алексея Сергеевича Уварова (1825–1884); замечательного поэта Алексея Николаевича Плещеева (1825–1893); антрополога, зоолога, основателя московского зоопарка Анатолия Петровича Богданова (1834–1896); историка русской литературы, академика Федора Ивановича Буслаева (1818–1897); философа, поэта-символиста Владимира Сергеевича Соловьева (1853–1900); московского городского головы, тайного советника Константина Васильевича Рукавишникова (1848–1915); генерала от кавалерии Алексея Алексеевича Брусилова (1853–1926), — военачальника, осуществившего самую масштабную войсковую операцию в Первую мировую войну, и других.

Старейший звонарь Новодевичьего монастыря Владимир Иванович Машков

У северо-восточного угла Смоленского собора, укрытые от непогоды стеклянными колпаками, лежат два прямоугольных светлых камня с вырезанными на них надписями. Чтобы посетителям не мучиться с этой криптограммой, — все равно древнерусскую вязь нормальному человеку не прочитать, — при левом надгробии находится табличка, на которой надпись с этого камня дана в современном написании: Лета 7056 ноября 18 на память святых мучеников Платона и Романа преставися раба Божия инока схимница Елена Семенова дочь Девочкина. Первая игуменья Новодевичьего монастыря преподобная схимонахиня Елена (Девочкина) 18 ноября 1547 г.

А недавно на старом Новодевичьем была похоронена еще одна игуменья монастыря. Тоже первая, как ни удивительно. Первая после возрождения в 1990-е в Новодевичьем монашеской жизни. И похороны эти здесь были тоже первыми за многие годы. У северной стены Успенской церкви стоит одинокий гранитный крест. На нем надпись: Настоятельница Новодевичьего монастыря игуменья Серафима (Черная) 12. 08. 1914 г. — 16. 12. 1999 г.

За недолгое свое настоятельское служение матушке Серафиме удалось сделать в обители довольно многое. Но, может быть, главная ее заслуга — это царящая среди сестер атмосфера редкостного радушия и благорасположения ко всем гостям их обители. Они, хотя бы и были при исполнении какого-либо послушания, никогда не отмахнуться от досужих посетителей. Всегда внимательно выслушают. Расскажут все, что им самим известно. Объяснят, посоветуют. Увы, в большинстве московских монастырей так поступать почему-то не принято. Матушка Серафима сама была человеком в высшей степени великодушным: она могла принять и выслушать любого, кто бы ни постучал к ней в дверь. Очевидно, она и сестрам заповедовала жить так же. После ее смерти сестры устроили в память о своей возлюбленной игуменье мемориальную комнату в Успенской церкви. По воскресеньям комната открыта для посещения.

Матушка Серафима дождалась, когда были восстановлены, на этот раз уже православными мастерами, снесенные бурей кресты на Смоленском соборе, и тогда с миром почила. Ее могила — это всего-навсего девяносто пятое захоронение на пятисотлетием кладбище.

Кладбище одной могилы

Новоспасский монастырь

Многие московские монастыри благолепием своим не уступают Новоспасскому. Но, пожалуй, нет в столице другого монастыря, который был бы так же заметен среди городской застройки, так же доминировал бы на местности. Побывавший в Москве в эпоху царя Алексея Михайловича иноземный путешественник таким увидел Новоспасский: «…Местоположенье его открытое более чем всех других монастырей, находящихся вне этого города, по причинам высоты места, где он стоит, и занимаемого им положения среди окрестностей…Словом, это монастырь неприступный, со множеством пушек, и виднеется из города, как голубь, ибо весь выбелен известью». Это было время, когда монастырь, стоящий средь зеленыя дубравы, имел по соседству единственно избы смирных поселян. Но и в наши дни, когда большинство московских сторож, оказавшихся теперь в центре города, почти потерялись в многоэтажных дебрях, Новоспасский по-прежнему сохраняет свое редкостной красоты открытое положение среди окрестностей.

Новоспасский монастырь

Особенно живописно монастырь смотрится со стороны Москвы-реки: приблизительно так же, наверное, выглядел прежний белокаменный Кремль. Своими могучими стенами и коренастыми башнями под островерхими кровлями Новоспасский монастырь напоминает северные обители, особенно Соловецкий. Исполинская же его колокольня, хотя и построенная без запланированного пятого яруса, до сих пор остается важным московским ориентиром, — ее, например, прекрасно видно с Калужской площади или с Автозаводского моста, то есть довольно издалека даже по современным меркам.

Но любоваться и поныне Новоспасским монастырем мы можем лишь по счастливой случайности. В советское время был разработан такой проект застройки Краснохолмской набережной, по которому монастырь должен был оказаться скрытым за длинным и высоким домом. Собственно, отчасти этот проект осуществить удалось: когда едешь на трамвае через Новоспасский мост и глаз не можешь оторвать от белых монастырских стен и золотых куполов, вдруг, — будто занавес закрывается в самом интересном месте представления, — на монастырь надвигается многоэтажный дом, что стоит на углу Саринского проезда. Но это все-таки неприятность невеликая, по сравнению с тем, что планировалось: по замыслу высокопоставленных моралистов старого режима, монастырь, чтобы он не провоцировал советских трудящихся на размышления о какой-то еще вере, кроме веры в светлое коммунистическое будущее, не должен быть виден ни с моста, ни вообще от реки, — именно с тех мест, откуда на него открывается самый восхитительный вид. Этот дом на углу Саринского, этот «гэ»-образный в плане монументальный воинствующий атеист, представляет собою лишь фрагмент той громады, что должна была протянуться по Краснохолмской набережной вдоль всей западной монастырской стены и еще загнуться там за угловой башней, чтобы уж наверняка скрыть нежелательный для советского человека вид на наследие темного прошлого. К счастью, по какой-то причине этот план вполне осуществлен не был. Может быть, неизменный социалистический дефицит кирпича спас монастырь от полного огораживания?