Читать книгу "Такой же предатель, как мы - Джон Ле Карре"

— Как ты догадался?

— Эти русские воротилы перекидывают деньги друг другу так быстро, что невозможно определить, кто и как долго ими владеет. Вот что я непосильным трудом нарыл для тебя, моя радость. Теперь ты будешь вечно меня любить?

— Я подумаю, Тед.

Следующим был Эрни, всеведущий судебный секретарь лет шестидесяти с хвостиком. Гейл дождалась обеденного перерыва, когда горизонт более или менее расчистился.

— Эрни, окажите услугу. Ходит слух, что вы посещаете какой-то нечестивый чат, когда хотите разузнать побольше о компаниях наших глубокоуважаемых клиентов. Я в шоке, и мне нужно, чтобы вы кое о чем там спросили…

Через полчаса Эрни протянул ей распечатку нелицеприятного разговора (несколько отредактированного) о торговой корпорации «Арена».

Эй, придурки, кто-нибудь в курсе, кто заправляет этой лавочкой? Они меняют MD как перчатки. П. Броснан.

Прочти, запомни и усвой мудрые слова Мейнарда Кейнса: рынок способен оставаться иррациональным дольше, чем ты — платежеспособным. Сам придурок. Р. Кроу.

Что за хрень с их сайтом? Он сдох. Б. Питт.

Сайт «Арены» упал, но не умер. Рано или поздно всплывет. Берегитесь, кретины. М. Монро.

Но мне правда интересно. Сначала эти парни насели на меня, как будто у них горело, а потом свалили. П.Б.

Слушайте, ребята. Говорят, «Арена» открыла офис в Торонто. Р.К.

Офис? Не пудри мне мозги. Это русский ночной клуб, старик. Стриптизерши, водка и борщ. М.М.

Эй, придурок, это снова я. Кажется, они открыли офис в Торонто, после того как прикрыли филиал в Экваториальной Гвинее. Лучше уноси ноги, и поживее. Р.К.

«Арена», мать ее, вообще не гуглится. Серьезно, ни одной ссылки. Вот убожество, оборжаться. П.Б.

Ты хоть немного веришь в карму? Если нет — это ты зря. Ты вляпался в самое большое дерьмо в мире отмывания денег. Официально заявляю. М.М.

Им прямо не терпелось. И вот те на… П.Б.

Держись от них подальше. Как можно дальше. Р.К.

Гейл на Антигуа, перенесенная туда очередным бокалом риохи.

Она слушает, как пианист в лиловом галстуке проникновенно напевает что-то из репертуара Саймона и Гарфункеля пожилой американской чете, которая в полном одиночестве вальсирует на танцполе.

Она избегает взглядов красивых официантов, которые от нечего делать раздевают ее глазами, и слышит, как семидесятилетняя вдова из Техаса, сделавшая, наверное, тысячу пластических операций, приказывает Амброзу принести красного вина — только не французского.

Она стоит на теннисном корте, сдержанно пожимая руку лысому громиле по имени Дима. Гейл вспоминает его укоризненные карие глаза, массивную челюсть и агрессивную манеру чуть отклоняться назад, точь-в-точь Эрих фон Штрогейм.[5]

Она в подвале дома в Блумсбери, еще минуту назад — спутница жизни, а теперь — лишний багаж, от которого надо избавиться. Сидит в компании трех человек, куда более осведомленных, чем она, благодаря «нашему» документу и всему тому, что Перри умудрился наболтать за это время.

Она сидит в одиночестве, в гостиной своей очаровательной квартирки в Примроуз-Хилл, в половине первого ночи, с «Сэмсоном против Сэмсона» на коленях и пустым бокалом на столике рядом.

Внезапно вскочив на ноги, Гейл направляется по винтовой лестнице в спальню, застилает постель, собирает раскиданные по полу от кровати до ванной грязные вещи Перри и бросает их в корзину для белья. Прошло пять дней, с тех пор как мы в последний раз занимались любовью. Установим рекорд?..

Гейл возвращается вниз, осторожно шагая по ступенькам. Она стоит у окна, смотрит на улицу и молится, чтобы любимый поскорее вернулся домой в черном такси, номер которого заканчивается на 73.

…Бок о бок с Перри, она едет под ночными звездами по тряской дороге в микроавтобусе с затемненными стеклами: белобрысый охранник с золотым браслетом-цепочкой везет их в отель после праздничной пьянки в «Трех трубах».

— Хорошо провели время, Гейл?

Это спрашивает водитель. До сих пор он и виду не подавал, что знает английский. Когда Перри столкнулся с ним у входа на корт, он ни слова не произнес. Так почему же он заговорил сейчас, размышляет Гейл, встревоженная как никогда в жизни.

— Дивный вечер, спасибо, — вместо Перри, который как будто оглох, отвечает она, призывая на помощь папин актерский голос. — Просто чудесно. У Димы замечательные сыновья, я так за них рада.

— Меня зовут Ники.

— Отлично. Приятно познакомиться, Ники. Откуда вы?

— Из Перми. Славное место. Перри, вы тоже хорошо развлеклись?

Гейл уже готова ткнуть Перри локтем, но тот вовремя приходит в себя.

— Прекрасно. Спасибо, Ники. Потрясающая еда, очень милые люди. Просто супер. Лучший вечер за весь отпуск.

Неплохо для начинающего лжеца, думает Гейл.

— Когда вы приехали в «Три трубы»? — спрашивает Ники.

— Трудно сказать, что мы именно приехали, — заявляет Гейл, хихикая, чтобы скрыть секундное замешательство Перри. — Правда, милый? Мы шли по старой тропе, и нам пришлось буквально прорубаться через подлесок. Где вы так здорово научились говорить по-английски, Ники?

— В Бостоне. У вас есть нож?

— Нож?

— Чтобы прорубаться через подлесок, нужен большой нож.

Эти безжизненные глаза в зеркальце заднего вида — что они видели? Что видят сейчас?

— Ах, как бы нам пригодился нож, Ники! — восклицает Гейл, дочь артиста. — Увы, мы, англичане, не носим с собой оружия. — Что за чушь я плету? Не важно. Продолжай. — Ну… некоторые носят, конечно, но только не такие люди, как мы. Мы — из другого социального класса. Вы слышали о нашей классовой системе? В Англии человек имеет право носить нож, только если он принадлежит к низшим слоям общества. — Новый взрыв смеха звенит до самого конца пути.

Ники минует развязку и подвозит их к входу в отель.

В полной растерянности они бредут, точно посторонние, через заросли гибискуса к своему домику. Перри запирает дверь, но не включает свет. Они стоят лицом друг к другу, в темноте, по обе стороны кровати. Тишина тянется бесконечно. Впрочем, это отнюдь не значит, что Перри не принял решения.

— Я должен кое-что написать. Ты тоже.

Таким авторитарным тоном он, как подозревает Гейл, обычно обращается к нерадивым студентам, не сдавшим в срок еженедельное сочинение.

Перри опускает жалюзи и включает маленькую лампочку у постели — она едва рассеивает темноту в комнате. Рывком открывает мою тумбочку и вытаскивает желтый блокнот. Мой же. Там запечатлены блистательные рассуждения по поводу «Сэмсона против Сэмсона» — мое первое дело в качестве помощника королевского адвоката, отчаянный рывок к мгновенному обогащению и славе.