Читать книгу "Дом на городской окраине - Карел Полачек"

— Кто тебе это сказал? — спросил чиновник с явным неудовольствием.

— Она сама мне сказала… Мальчонке было уже пять лет, когда они поженились.

— Ну если она сказала это тебе сама, тогда все в порядке, — с облегчением произнес чиновник. — А теперь помолчи и займись кофе. У всех свои трудности.

3

Полицейский долго раздумывал о беседке соседа и, наконец, решил соорудить для сада стол и скамейку.

«Хоть это не Бог весть что, а все-таки… Пусть портной увидит, чем я обзавелся. В конце концов, что такое беседка? Блажь да и только. А на скамейке мы будем сидеть — я, жена и все жильцы, беседовать будем. Пусть люди видят, что я с жильцами разговариваю. Когда в доме царит согласие, никакие беседки не нужны…»

Как решил, так и сделал. Он сколотил из старых ящиков стол и скамью, поставил их в саду и в гордом ожидании глянул через забор, — что-то скажет на все это сосед? Но тут он увидал нечто такое, от чего у него перехватило дыхание.

Откинувшись на спинку кресла-качалки и не замечая ничего вокруг, самозабвенно качалась дочь портного Мецля. Было видно, что кресло-качалку она лелеяла в своих мечтах как символ мещанского благополучия и принадлежности к высшим сословиям. И когда портной задался целью выстроить себе виллу, то первое, о чем было решено на семейных советах, это обзавестись креслом-качалкой, каковое долженствует свидетельствовать об их принадлежности к высшему кругу.

Полицейский остолбенел, кровь бросилась ему в голову.

— Кресло-качалка — прошептал он, ошарашенный, — и что это вы опять такое придумали в пику мне?! Ведь это же издевательство! Тоже мне, аристократы! Ах ты, жалкий портняжка! Вы воображаете, будто я не могу позволить себе кресло-качалку? Кресло-качалка… Подумаешь! Будто мы вас не знаем… Но я не дозволю вам делать мне назло… Терпеть не могу, когда передо мной задирают нос… ужо расквитаюсь с тобой…

Однако, на лице своем он изобразил радушную улыбку и крикнул через забор голосом, в котором слышалась добрососедская приязнь:

— Качаетесь, барышня, качаетесь?

— Качаюсь, — ответствовала барышня блаженным голосом.

— Что ж, качайтесь, качайтесь, — отеческим тоном продолжал полицейский. — Приятно качаться, свежим воздухом подышать… Качайтесь себе на здоровье. Молодым барышням пристало качаться.

И тут в саду появилась жена полицейского с завтраком для мужа. — Глянь-ка, Анастазия, — вне себя прошептал полицейский. — Они обзавелись креслом-качалкой.

Жена поглядела в соседский сад, всплеснула руками и прошипела: — Кресло-качалка? Ну, погоди же!

И она помчалась к лавочнице.

4

Теплые сумерки обволокли городскую окраину. Воздух напоен сладким ароматом цветущих деревьев и влажной травы. Муниципальный фонарщик с длинным шестом в руке переходил от одного фонаря к другому и зажигал газовые горелки. За окнами опускались шторы. На улицах звенели радостные ребячьи голоса и раздавался женский смех. Из подвальных квартир доносились хрюкающие звуки граммофонов. Юноша с мандолиной собрал вокруг себя ватагу подростков. Над еврейским кладбищем вынырнула огромная луна, кровавая и трагическая. Из труб к звездному небу восходил сизый дым. Где-то в полях мужской голос выводил: «У зеленой ели рядышком сели, рядышком сели, но никак, никак, никак ладить не хотели»… Пронзительно стрекотали цикады, и, словно заводская сирена, завыла в леске у кирпичного завода ночная птица.

Полицейский обходил своих жильцов и приглашал: — После ужина приходите посидеть в саду!

Трафикант, закончив ужин, прицепил свою деревянную ногу и вышел с женой в сад.

Затем появился чиновник с пани Сыровой.

Наконец, к ним присоединился пан учитель Шолтыс с супругой.

— Вот мы и все вместе, — умилялся полицейский, — сядем рядком да поговорим ладком, как одна семья. Я вроде как ваш отец, а вы — мои детки, у меня на попечении. Мне это по сердцу. Бывает, жильцы бранятся с хозяином, что цыгане. Это скверно. Уступать друг другу — вот как надо. А если между вами какое недоразумение случится, обратитесь ко мне, я все улажу. Прямо ко мне и я вам тоже все напрямую. Заглазные пересуды я не люблю. От пересудов одни неурядицы.

— Какой чудесный вечер, — мечтательно вздохнула жена полицейского.

— Чудесный вечер, — подтвердила трафикантка.

— Да, вот мы и дождались прекрасной погоды, — томно произнес чиновник.

— А над нами опрокинулся небосвод, — сказал учитель Шолтыс скорбным голосом. — И око Божье взирает на нас… Прямо голова кругом идет, когда смотришь в головокружительные бездны небесные…

Все умолкли.

Пан учитель продолжал: — Когда подумаешь, что лучу света для того, чтобы преодолеть расстояние от созвездия Сириуса до нас, нужны сотни тысяч лет, трепет охватывает от сознания своей ничтожности.

Полицейский задумался. «Мне принадлежит земельный участок размером в сто семьдесят пять саженей. Значит ли это, что часть неба размером в сто семьдесят пять саженей над моими владениями тоже принадлежит мне?» Но он тут же отбросил эту мысль, рассудив, что от неба никакой пользы не будет.

— Вы сказали, пан учитель, — заговорил он, — что человека охватывает трепет от сознания своей ничтожности. Да… Но это как посмотреть. Кто-то ничтожен, а кто-то и нет. Я тоже был ничтожным.

Как вспомню о своих юных годах… Отец каменщик, детей полна горница. Меня отдали в ученье к резчику — никчемное ремесло, никакого от него проку. Я не мог найти работу и хватался за что попало. Работал на землечерпалке и нанимался в артели. Так и перебивался кое-как. Ну, а потом приспело время идти в армию. В армии я хорошо все схватывал, держал себя исправно, а потому и по службе продвигался. Отслужил без единого взыскания и без единой помарки в кондуите. Выдали мне бумагу, благодаря ей я и получил место в полиции.

Глава четырнадцатая

1

— Звезда упала, — мечтательно прошептала жена полицейского.

— Надо загадать желание, — сказала пани Сырова.

— Это всего навсего примета, — назидательно произнес пан учитель, — а ведь по сути это гибель одного из отдаленных миров…

— Когда я еще только начинал в полиции, — продолжил свой рассказ полицейский, — мне хотелось отличиться, поймать убийцу. Знаете, молодые люди всегда усердствуют. И однажды произошел такой случай. Стою я на своем посту и смотрю в оба. Подбегает какой-то мужчина, перепуган до смерти. «У трех маленьких трубочистов», говорит, человека убили.

Со всех ног бегу следом за ним. Сами понимаете, это было как раз то, что мне надо. Влетаю в трактир. За столом сидит компания господ. Завидели меня и давай гоготать. — Где убитый? — спрашиваю. А они заливаются. Один, говорят, уже мертвецки пьян. Вижу, что меня разыграли. Но обижаться я не мог, потому как они меня накормили и напоили, да так, что я не мог…