Читать книгу "Талейран - Сергей Нечаев"

Сразу после своего назначения Талейран написал Наполеону:

Имею честь объявить вам, генерал, что Директория назначила меня министром иностранных дел. Опасаясь функций, важность которых я понимаю, и хотел бы быть уверен в том, что вяшд слава принесет дополнительные средства и облегчит ведение переговоров. Одно имя Бонапарта является тем, что может устранить любые затруднения [166].

На это Наполеон 5 августа 1797 года ответил так:

Выбор, сделанный правительством относительно вашего назначения министром иностранных дел, делает честь его рассудительности. Он доказывает наличие у вас больших талантов, осознания гражданского долга и полного отсутствия заблуждений, которые обесчестили Революцию. Мне льстит тот факт, что я нахожусь в регулярной переписке с вами[167].

А 26 июля того же года Наполеон писал Талейрану из Милана:

Гражданин, именно для таких людей, как вы, для того, чтобы заслужить их одобрение, завоеватель пытается совершать военные подвиги. Александр, возможно, не имел бы успеха, если бы не хотел вдохновить афинян, а афиняне для всех остальных были людьми, принадлежащими к элите общества, как вы, например.

Я слишком хорошо изучил историю революции, и я понимаю, она вам обязана; жертвы, на которые вы пошли ради нее, заслуживают вознаграждения; и вам не пришлось бы ждать его, если бы я находился у власти.

Вы просите у меня моей дружбы, она ваша со всем моим уважением; со своей стороны, я настойчиво прошу ваших советов, и я буду следовать им, уверяю вас.

Вина революции состоит в том, что она много что разрушила, но ничего не построила, все это еще предстоит сделать.

Вы совершенно правы, лучше свобода, стоящая на прочно связанном пучке, чем на отдельных прутьях.

Кто закончит революцию — это проблема, которая пока является секретом, и разрешат ее разум и необходимость: и это произойдет очень скоро, если дракон со многими головами не отразит дракона со многими хвостами.

Мне всегда будет приятно читать ваши письма, а особенно — извлекать из них пользу[168].

При этом Наполеон продолжал одерживать одну победу за другой. В конечном итоге австрийцы прекратили сопротивление, и в ночь с 17 на 18 октября 1797 года в замке Пассериано был подписан мирный договор между Францией и Австрией, вошедший в историю под названием договора в Кампо-Формио.

«В глазах широкой публики молодой полководец был героем, проявившим не только военные, но и недюжинные дипломатические способности. Но подлинным организатором победы в Кампо-Формио, оставшимся неизвестным публике, являлся министр внешних сношений Директории, сумевший предотвратить разрыв отношений с Австрией. Начало деловому сотрудничеству Бонапарта и Талейрана было положено»[169].

Одному из своих друзей в Соединенных Штатах Талейран тогда написал:

Какой человек наш Бонапарт! Ему еще нет двадцати восьми, а над его головой все виды славы — слава войны, слава мира, слава сдержанности, слава благородства: он имеет все[170].

Отметим, что тогда Талейран еще ни разу даже не видел «корсиканца».

* * *

Когда 5 декабря 1797 года Наполеон Бонапарт вернулся в Париж, Баррас в тот же вечер нанес ему визит.

Утром следующего дня Наполеон послал адъютанта к Талейрану с просьбой об аудиенции. Генералу не терпелось увидеть человека, с которым у него наладилось столь успешное сотрудничество. Талейран незамедлительно ответил, что сочтет за честь лично познакомиться с покорителем Италии в любое удобное для него время. И вечером 6 декабря Наполеон вошел в дом Талейрана. Так произошла первая встреча этих двух выдающихся личностей, абсолютно разных по происхождению, характеру и темпераменту. Так были намечены контуры их союза, оказавшего столь заметное влияние на мировую историю.

«Бонапарт вошел. Какой сюрприз! Это был невысокий молодой человек, очень худой, бледнолицый, с длинными прямыми черными как смоль волосами, лежащими на плечах на манер “собачьих ушей”. Его черты лица были тонкими и даже резкими, суровыми и скрывавшими некоторую усталость. <…> Взгляд его удивил и покорил всех присутствующих»[171].

Для разговора с глазу на глаз они с Талейраном уединились в кабинете хозяина дома.

В «Мемуарах» эта встреча описана так: «Мы вошли в мою рабочую комнату. Эта первая беседа была преисполнена с его стороны доверия. Он говорил с большой благосклонностью о моем назначении в министерство внешних сношений и настаивал на удовольствии, которое он получил от переписки с человеком, живущим во Франции, и притом иного рода, чем члены Директории»[172].

Наполеон спросил:

— Вы ведь племянник реймсского архиепископа?

Талейран кивнул головой.

— У меня тоже есть дядя архидиакон на Корсике, — сказал Наполеон. — Он воспитал меня. Вы знаете, архидиакон на Корсике — то же самое, что епископ во Франции.

После разговора один на один они вернулись в гостиную, которая наполнилась народом. Там Наполеон громко сказал:

— Граждане, меня трогает внимание, которое вы оказываете мне. Я сделал все, что мог, для войны и для мира. Директория должна уметь воспользоваться этим для счастья и процветания республики.

* * *

После этого деловое сотрудничество Наполеона и Талейрана продолжилось.

По мнению Ю. В. Борисова, «в его основе лежали, прежде всего, общие интересы. Союзники боялись реставрации монархии и хотели прочного утверждения буржуазного режима, основанного на принципах священной частной собственности. Ни тот ни другой никогда не связывали себя каким-либо мировоззрением и тем более — незыблемыми моральными устоями. Это были убежденные эгоцентристы, считавшие себя вне категорий добра и зла, презирающие людей, стремящиеся любой ценой к личному успеху, не признающие какого-либо контроля над собой»[173].

Между этими двумя незаурядными людьми сразу возникло взаимопонимание и доверие. И дело тут не в отсутствии моральных устоев, не в эгоцентризме и не в презрении к людям. В конце концов, Поль Баррас тоже был таким, но с ним ни Наполеон, ни Талейран сближаться не стали. Главное, что объединило Наполеона и Талейрана, заключалось в том, что они оба придерживались мнения, что Франция заслуживает лучшей доли, чем какая-то там Директория. Правда, каждый понимал эту долю по-своему. Уже на первой встрече Талейран постарался увлечь генерала идеей колониальных завоеваний. Но Наполеон повел себя сдержанно. Предложение Талейрана являлось, бесспорно, интересным, но правительство поручило ему разобраться с Англией, и он был твердо намерен осуществить возложенную на него задачу. В целом же «корсиканец» оправдал как ожидания, так и опасения Талейрана. Это был человек его масштаба, человек, способный на Поступок. А вот тот же Баррас таковым явно не был.