Читать книгу "Труба и другие лабиринты - Валерий Хазин"

Никто не скажет, надолго ли затянул соседей в прения новый нефтяной оборот, но вскоре решили: раз уж поставили в подъезде приличную дверь с кодовым замком, нужно привести в порядок и сам дом целиком – отремонтировать квартиры всем желающим, а потом, когда закончится неизбежная сутолока и грязь, – облагородить и лестничные пролеты, и площадки, и чердак.

И поручили Застрахову составить сметы из расчета сто двадцать долларов на квадратный метр. Условились деньги из резервного фонда выделять не сразу, а поэтапно, и расходовать в строгом соответствии с графиком под наблюдением Застрахова и Мусы. А поскольку состояние квартир, кошельков и мозгов у всех разное – согласились, что всё, превышающее по стоимости отведенные лимиты (будь то работы, материалы или фурнитура), должно оплачиваться жильцами из собственных средств.

И тогда, сказал Шафиров, не пострадает баланс, ибо взвешено будет дармовое и заработанное, и почти для всех это станет окончательным решением квартирного вопроса, и никто не будет, вопреки популярному классику, ни обделен, ни испорчен.[78]

И поставили Застрахова во главе работ, а Мусу – на закупки, дабы сэкономить на опте. И вменялось обоим сделать так, чтобы не оказалось в бригадах ни одного жителя Вольгинска или Заречья, но заезжали вахтами из каких-нибудь дальних – желательно, финно-угорских – земель рабочие, известные своим трезвым нравом, немногословностью, трудолюбием.

И договорились не жертвовать качеством ради темпа, но и не затягивать, поскольку понятно было: прежде чем войдет жизнь в неспешное буржуазное русло, течение времени в доме номер девять по Завражной еще долго будет приносить и стук молотков, и грохот пробойников, и дрель, и прель, и мусорный ветер вокруг.

4

Потом, когда вспоминали то, что случилось под конец работ, многие называли это сказкой бочки[79]. Но никто не мог сказать точно, была ли бочка, лгала ли сказка, или смутила быль.

Уже выгребали потихоньку строительный хлам в подъезде, выметали стружку и крошку, и сор из углов, готовились к перемене перил, окон и колеров – как вдруг обнаружилось: пропала у ремонтников металлическая бочка, или баррель с эпоксидной смолой.

Поначалу в пропажу не поверили, допытываться не стали и решили, что рабочие обсчитались сами или темнят по привычке, надеясь навариться по мелочам. Да и кому, в условиях товарного изобилия и полного равенства по сметам, могло прийти в голову тащить смолу в таком объеме? И главное – зачем?

А через время – хотя и неизвестно, каким было это время – бочка объявилась сама на балконе седьмого этажа.

Правда, на чьем именно балконе – Урочковых или Волотовских – тоже осталось неизвестным, потому что самой бочки никто не видел, а только слышали накануне ночью глубокий, глухой толчок с перестуком. И поскольку балконы в тех квартирах были проектно смежные, проходные, а бочка хитро уставлена на высокий порог в пожарном проеме панели – после никому уже не удалось объяснить, почему выскочил осиновый клинышек из-под днища, каким боком уклонялась бочка первоначально, и чья сторона виновата. Урочковы кивали на Волотовских, а те отнекивались и грешили на зятя Сливченко, уехавшего в длительную командировку в Пермь.

Но все это открывалось не сразу, и вскрылось позднее, тогда как бочка, очевидно, открылась мгновенно.

И утром те, кто жил ниже седьмого этажа, проснувшись, не увидели света, а увидели за окнами плотную, волнообразную, неестественную завесу.

И хорошо еще, что окна выходили на безлюдный овраг, и не потревожили жителей дома номер девять сердобольные соседи, но сами они, выскочив из квартир, догадались, что случилось.

Смола пролилась в открытые стыки и стекала всю ночь: оплывала, густея, кое-где огрузла узлами и к утру замерла кистями да трубчатыми складками у самой земли, как бы застывший водопад или сталактитовый занавес.

Женщины долго смеялись.

Шафиров же схватился за сердце или за телефон в кармане, успев шепнуть, что вызывать дежурную бригаду нельзя, а надо, не медля, собрать людей надежных, неболтливых, с хорошей техникой. И Застрахову пришлось останавливать строителей и отправлять в краткосрочный отпуск, а жильцов распределять в оцепление и по точкам. А Мусе поручили снабжение и работы.

«Иггдрасиль!»[80]– процедил Муса, словно бы злословя, и ухмыльнулся горько, говоря: никакой труд не в тягость и нечего страшиться тому, кто побывал в Мекке и Медине, и обошел семикратно Каабу, и омылся в колодце Замзам[81]– но кто одолеет жадность глупца?