Читать книгу "Звезды – холодные игрушки - Сергей Лукьяненко"

– Петя! Ты устал. Тебе сейчас поспать надо. А мне подумать.

Я встал – когда дед отправляет меня в кровать, то спорить бесполезно.Это я с детства усвоил. И все же спросил:

– Так ты что… не сердишься? Не считаешь предателем?

Дед отложил трубку и пораженно посмотрел на меня:

– Петя! Ты прекрасно себя вел! Ты сделал то, что необходимобыло сделать! Если бы за воспитание давали Нобелевскую премию, я был быбесспорным на нее кандидатом!

Я поспешил ретироваться. Слабостей у деда немного, но когдаречь заходит о нобелевке – лучше убежать. Иначе придется вновь выслушиватьисторию о том, как дед ее не получил, – и все из-за трусости чиновников, нерискнувших дать заслуженную награду автору «Манифеста обреченных» и «Введения впсихологию не-людей».

Наконец-то я выспался. В своей кровати, под шорохначавшегося дождя из открытого окна. И самое главное – успокоенный дедом. Еслиуж он считает, что я не натворил беды, притащив счетчика на Землю, – значит всев порядке.

Проснулся я поздно. Небо плотно обложили тучи. Шел дождь,снаружи, откуда-то из-под крыльца, глухо поскуливал Тиран. Там у него целоелогово, но, видимо, сейчас псу хотелось в человеческое жилье. Я поднялся,протирая глаза, вышел в прихожую, впустил собаку и отправился досыпать. Но сонуже не шел.

Тогда я включил телевизор и, валяясь в постели, прослушалпоследний выпуск новостей, записанный час назад.

Говорили о небывало большом урожае в Нечерноземье, которыйникак не удается убрать, о каких-то таможенных спорах с Великим Китаем, овыступлении президента США Мерфи… потом вспомнили и обо мне. Прокрутиликомпьютерный ролик, демонстрирующий процесс посадки «Спирали», какой-тонезнакомый мне спец из Роскосмоса высказывал версии о причинах нерасчетнойпосадки. Потом показали садящийся шаттл – не «Спираль», а «Буран», но кто изтелезрителей поймет это за три секунды? И меня, пирующего с шофером разбитого«Икаруса». Меня хвалили, причем довольно сильно. Я покраснел и стер выпускновостей из памяти телевизора.

Сегодня мне, пожалуй, дадут отсидеться дома. Компания в этихвопросах деликатна. А вот завтра начнутся разборки в «Трансаэро» и вРоскосмосе, придется давать интервью и объяснять коллегам чудеса своегоспасения…

Ой…

Я сходил и умылся, поднялся по лестнице, но в комнате дедаеще царила тишина. Тогда я сделал на кухне пару бутербродов, подхватил чайник ивернулся к себе. На столе лежала дедова книжка «Место под звездами». Вначале яне обратил на нее внимания, потом заметил, что обложка чуть-чуть другая. Сталобольше названий галактических рас – кроваво-красных надписей на черном«космическом» фоне. Оказалась, что это новое издание, как водится, «дополненноеи переработанное».

Усевшись у окна и жуя бутерброд, я пролистал книгу. Вроде быничего особо и не изменилось. Три «постулата Хрумова», ехидные издевки надамериканским астрофизиком и энтузиастом контактов Молдером, краткие ибеспощадно злые характеристики всех известных людям рас космоса. Я пролисталстатьи о Счетчиках и Алари.

Странное дело, об этих расах дед писал прямо-таки сненавистью! Если верить тексту, то именно они являются нашими заклятымиврагами, ну или точнее – злейшими конкурентами…

Я открыл книгу на вступлении и начал читать:

«Галактическая Семья – не просто общая фраза. Мы вправесчитать девять сильнейших рас космоса, живущих вместе уже около тысячи лет,семьей. Встает лишь один вопрос: кем являются в данной семье молодые и слабыерасы – Алари, Человечество, Счетчики, Куалькуа, Мерцающие, Дженьш, Непроизносимые,Пыльные?.. Список можно продолжить – число молодых рас превосходит числоСильных почти на порядок. Различие Сильных и Слабых на первый взгляд неявно.Корабли Алари куда сильнее, чем флот Даэнло. Счетчики, бесспорно, болееинтеллектуальные существа, чем Хиксоиды. Но все расы, которые мы причисляем кСлабым, имеют несмываемое тавро – узкую специализацию.

Итак, кто мы в Галактической Семье? Дети или пасынки?

Если проводить аналогии с человеческим обществом далее, томожно привести такой пример. Родители вправе направлять развитие своих детей втом направлении, которое представляется им перспективным. Мы помогаем мальчикус абсолютным слухом стать музыкантом, а девочку с хорошей пластикой может ждатькарьера балерины. Мы вправе – это наши дети, и нам обычно виднее, какой путьпринесет им больший успех в жизни.

Но Сильные расы – не наши родители. И роль космическихизвозчиков, навязанная нам два десятилетия назад, не является мечтойчеловечества.

Что мы скажем о человеческой семье, которая берет навоспитание беспомощных детей, исходя из своих потребностей? Как отнесемся клюдям, которые воспитывают физически крепкого мальчика лесорубом, гибкого ихудощавого – трубочистом… и без всякой возможности выбрать свой жизненный путь?Основой человеческой цивилизации всегда была гибкость и универсальность, причемне только в масштабах общества, но и на уровне отдельной личности. Сейчас мыпомещены на прокрустово ложе. Еще живы те, кто не мечтал о таком будущемчеловечества, которое нам навязали. Но сменится одно-два поколения – и процессстанет необратимым. В психологии людей надолго, если не навсегда, закрепитсяпредписанная Сильными расами роль…»

Я захлопнул и отложил книгу. Вслушался – точно, сверхудоносились неясные звуки, дед проснулся.

Любит он проводить ассоциации. И ведь всегда меня учил: «Неверь сравнениям! Не верь лживым аналогиям! Они говорят лишь о личности автора,но никогда – о сути разговора!» А сам ими не брезгует. Во всяком случае, вмассовых изданиях вроде «Места под звездами».

– Петя! – послышалось сверху. – Ты встал?

Когда я поднялся в комнату деда, он заканчивал разговариватьпо телефону:

– Да, Машенька… Спасибо, золотко. Зверобой? Захвати,конечно! Ты у меня мастерица травку собирать… И душицу возьми. И болиголов…

Дед покосился на меня слегка досадливо, словно не ожидал,что я приду так быстро, до окончания разговора. Кивнул на стул и продолжил:

– Бессмертник не собрала? Ой как жалко-то… Ну хотьстрастоцвет? Лапочка… Что бы я без тебя делал. Страстоцвет нам пригодится.Погрузили? Ну, жду. Жду. С Петей познакомлю наконец. Он тут рядышком сидит. Ну,пока.

Странный был разговор. С неведомой мне Машей дед общалсятак, словно с любимой внучкой. Вот только не было у меня никаких сестренок,даже двоюродных.

И травами лекарственными дед никогда не увлекался, и кцветам был почти равнодушен. Похоже, разговор шел намеками, кодом, понятнымлишь двоим. Особенно последняя фраза, про то, что я сижу рядом, настораживала.Словно дед давал понять: «Не могу говорить свободно…»

Опустив трубку на рычаг, дед с минуту молчал. Потомпроизнес: