Читать книгу "До свидания, Рим - Ники Пеллегрино"

– Знаешь, к чему это все приведет? – спросил он, пробуя соус. – Синьор Ланца устанет от воздержания.

– И что тогда?

– Катастрофа, – коротко ответил Пепе.

Я не смогла сдержать улыбки.

– Да нет же, я серьезно, – сказал он, поднося к моим губам ложку, которая только что касалась его собственных губ. – И я объясню, почему, но сначала попробуй… Как тебе?

Я послушно открыла рот.

– Очень вкусно.

– Очень вкусно? И все?

Я немного подумала и осторожно добавила:

– Мне хотелось бы еще.

– А почему?

Я попыталась объяснить:

– Потому что этот соус вкусный, нежный и приятно обволакивает рот. Когда я глотала, то почувствовала нотку чили, которую сначала не заметила. Что за траву ты туда кладешь? Фенхель? Мама как-то учила меня готовить похожее блюдо с сальсиччей.

Пепе помешал еще немного, потом прикрыл кастрюлю крышкой, оставив щель, в которую вырывался, наполняя кухню, ароматный пар.

– Значит, соус тебе нравится потому, что напоминает блюдо твоей матери?

– Наверное.

– Так и есть. Вкус пищи вообще остается в памяти дольше других впечатлений, – сказал Пепе. – Когда я думаю о своей жизни, мне прежде всего вспоминаются блюда, которые я ел. Я вырос в деревне в Кампании. Хотя жили мы небогато, зимой на столе всегда был горячий суп с фасолью, пастой и свиной голяшкой. Летом мы ели прошутто – папа сам коптил ветчину в погребе – и сочные дыни из собственного огорода. Помню медовый торт с миндалем, который nonna[25]испекла на мой двенадцатый день рождения. А какие пиршества она устраивала по воскресеньям! Зажаренные над горячими углями красные сладкие перцы с телячьими scaloppine[26], весной – цветы цукини в нежнейшем кляре, а в холодную погоду – рагу из бычьих хвостов с сельдереем. Любовь и уют – вот что такое пища для моей семьи. Она делала каждый день особенным. В твоей семье, наверное, было так же?

Я могла бы сказать Пепе правду: мама бросила готовить много лет назад. Она предпочитала рестораны – чем шикарнее, тем лучше. Ей нравились хрустальные бокалы, белоснежные скатерти и предупредительные официанты, нравилось чувствовать себя частью всего этого великолепия. Она научилась готовить у матери, передала свои знания мне и постаралась поскорее их забыть. Но я боялась упасть в глазах Пепе и поэтому солгала:

– Да, точно так же.

– Синьор Ланца, конечно, вырос в Америке, но родители-то у него итальянцы, значит, и детство было таким же, как у нас с тобой, – продолжил Пепе. – Желание вкусно поесть у него в крови, а он день за днем идет против своей природы.

– Ты сказал, что произойдет катастрофа, – напомнила я.

– Так и будет. Нельзя вечно идти против природы. В конце концов голод охватит синьора Ланца с такой силой, что он больше не сможет его сдерживать.

– Но он же просто проходит курс похудения. Многие садятся на диету, когда хотят сбросить лишний вес.

– Ничего ты не понимаешь, Серафина. – Пепе серьезно посмотрел на меня. – Быть беде – помяни мое слово.

Я тут же забыла о странном предостережении Пепе – в тот день у меня и без того хватало забот. Но мне запомнились его слова о пище и рассказы о семье и разных блюдах из детства. При мысли об аппетитном запахе, исходящем от кастрюли на плите, внутри рождалось какое-то щемящее чувство, будто я упустила в жизни что-то важное. На разговоры о катастрофе я внимания не обратила – наверное, мне просто не хотелось об этом думать.

* * *

Два дня спустя синьор Ланца вернулся с работы раньше обычного. Он был явно не в духе – метался по вилле, громко хлопал дверями и звал Бетти.

– Да где же она наконец? – взревел Марио при виде меня. Лицо у него раскраснелось, на лбу выступил пот. – Где моя жена, черт побери?

– Синьора отдыхает. У нее болит голова, – робко ответила я.

Выходя из комнаты, Марио покачнулся и с такой силой ухватился за спинку стула, что костяшки пальцев побелели. Он и раньше, бывало, пропускал стаканчик-другой виски, чтобы снять напряжение после тяжелого дня. От выпитого голос Марио становился громче, а смех раскатистей, но в таком состоянии я видела его впервые. Желая выяснить, что стряслось, я на цыпочках последовала за ним.

Марио оставил дверь спальни приоткрытой, и я без труда слышала их разговор. Я замерла на месте, подавшись вперед и ловя каждое слово.

– Эти гады отменили съемки. Говорят, я слишком пьян, чтобы работать.

– Что? Кто говорит? – ошарашенно спросила Бетти, не успев еще толком опомниться со сна.

– Ну, этот идиот Ломбардо, например.

– Президент студии? – С Бетти сразу слетел весь сон. – Он ведь прислал тебе телеграмму, писал, что это будет величайший фильм с Марио Ланца, что для него большая честь работать с тобой! Как же так?

– А вот так. Он передумал. Еще и грозит подать на меня в суд за то, что я сорвал съемки его треклятой картины.

– Подать в суд?

– Ну, выпиваю я немного вина между дублями. А как иначе продержаться целый день?

– Значит, не надо было торчать у них на глазах! – Бетти повысила голос. – Почему ты не прятал выпивку?

– Да прятал я – переливал в бутылку из-под кока-колы. Все равно узнали. Кто-то настучал.

– Все из-за твоего пьянства! – кричала Бетти. – Все наши беды!

Она разразилась целым потоком брани – ничего подобного я в жизни не слышала. Раздался звук бьющегося стекла – какой-то предмет швырнули через всю комнату, а вслед ему еще один.

– Ты меня не любишь! – кричала Бетти. – Тебе на нас плевать! Как ты мог? Ты же все испортил!

– Я тут ни при чем! Это все Ломбардо!

– Что нам теперь делать? – рыдала она. – Пронюхают газетчики, люди узнают – и тут, и в Америке… это какой-то кошмар…

– Они все против меня, – хрипло произнес Марио. – Обычная история. Плетут интриги, строят козни. Может, Аллазио донесла, а может, и сам Роуланд.

– Ты должен заставить их передумать. Марио, ты должен!

– Чего ты от меня хочешь? Молить, чтобы меня взяли назад?

– Да… не знаю… ну, если сам не в силах, позвони Алу Тайтельбауму. Пусть с ними поговорит. Он ведь твой менеджер, в конце концов.

Марио ответил так тихо, что я не разобрала слов, даже приникнув к двери.

– Действительно, почему бы не выпить еще? – злобно ответила Бетти. – Да напейся хоть до смерти, только уйди с глаз моих!

Услышав звук шагов, я поспешно ретировалась и, юркнув в другую комнату, наблюдала, как Марио нетвердой походкой выходит из спальни Бетти, ослабляя галстук, и отправляется на поиски бутылки «Шивас Ригал». Не к такому Марио Ланца я привыкла, и столь резкая перемена меня потрясла. Его злость, жалость к себе, пьяный вид, крики Бетти – все это было неожиданно и мерзко. А если съемки действительно отменили, значит, неизвестно, какое будущее всех нас ждет.