Читать книгу "Индиговый ученик. Книга 2 - Вера Петрук"

По словам Абира, купцы везли целый караван сокровищ: пушнину и мед из северных провинций Согдарии, ракушки из Барракского моря, кожу, хлопок и корабельные канаты из Самонийских княжеств, райские зерна с Архипелага Самсо, по которым сходили с ума сикелийские гурманы, стекло и фарфор из Ерифреи, а также ром из Флерии, который особенно ценился в Шибане. Но, несмотря на разнообразие товаров, Арлинг чувствовал только аромат благовоний, который постоянно витал над караваном.

– Это мирра и ладан, столпы Сикелии, – объяснил Абир, шумно втягивая в себя воздух. – Запахи рая. Говорят, что Затута, бог домашнего очага, забыл закрыть двери в мир людей, вот они и проникли к нам. Мне чертовски нравятся здешние боги. Это тебе не Амирон. В Сикелии для каждого дурака найдется свой покровитель. Даже для чужеземцев. Наш бог – Омар, из всех кучеярских божков он самый понятный. Мне по душе его главная заповедь. Вот послушай. Жизнь человека длится одно мгновение. Поэтому живи и делай то, что хочешь. Если тебе что-то не хочется – просто не делай этого. И наоборот: желаемого нужно добиваться всеми силами. Мудро, да?

Если бы под Арлингом не раскачивался верблюд, а в макушку не пекло сикелийское солнце, он бы, пожалуй, согласился с дядей. Но его нынешние мытарства никак не совпадали с наставлениями Омара. Сейчас он делал как раз то, что хотел меньше всего – продолжал путешествие, не зная, кому и зачем это нужно. По мере того как его горбатый преодолевал все больше барханов, вера в балидетского мистика и его магию становилась слабее.

Им пришлось путешествовать под вымышленными именами – дядя опасался шпионов брата. Легенда была простой и замысловатой одновременно. Абир был отцом, который провожал слепого сына к чудесным источникам в реке Мианэ, надеясь на исцеление. Два пирата изображали их слуг, а Нуф – младшего брата.

В пустыне многие знакомые вещи обрели иной вкус и звучание. Среди песков Арлинг впервые столкнулся с человеческой жалостью. Дома, в Согдарии, отец и слуги тоже жалели его, но то было иное сочувствие. Они знали зрячего Регарди и воспринимали его слепоту, как временную помеху. Однако в Сикелии жалость обрела чудовищные размеры, обжигая его не меньше пустынного солнца.

Языки у кучеяров были длинные. Скоро о слепом драгане знал весь караван. На привале или в дороге к нему постоянно приходили переселенцы, путешествующие за плату вместе с торговцами, а иногда и купцы – чаще всего, их жены. Они приносили ему странные камни замысловатых форм, витые веревочки непонятного назначения, куски тканей, а также лепешки и сладости. Вручая подарки, кучеяры обязательно касались его повязки, бормоча под нос что-то невразумительное. Иногда Арлингу казалось, что в школе он учил совсем другой кучеярский. Этот язык он узнавал все меньше, поэтому предпочитал отмалчиваться. Через неделю подобного внимания, ему хотелось послать всех к дьяволу, но Абир посоветовал терпеть.

– Для них это как молитва о здоровье, – объяснял дядя. – У нас калек прячут за стенами, а в Сикелии они в почете, если, конечно, не выставляют свое уродство на показ. – Тут Абир осекся и поспешил исправиться. – То есть, прикрывают нездоровые части тела. У них считается, что если ты коснулся убогого, то, вроде как, помолился Семерице, богине жизни. В Балидете, к примеру, калеки за счет этого только и живут. Болит у тебя рука, найди безрукого, дай ему монетку и потрогай его здоровую руку. Если болит живот, нужно искать кого-то со страшными ранами в этом месте. Все просто.

– А если болит голова, найти безголового? – попытался пошутить Арлинг, но Абир его не поддержал.

– Можешь смеяться над чем угодно, только не над их богами, – серьезно сказал он. – Кучеяр поймет твою шутку о своей жене, но за неосторожное слово об Омаре или Негивгае, не задумываясь, всадит тебе джамбию под ребра.

– Нечестно, – вздохнул Арлинг, решив перевести тему. – Они меня видят, а я их нет. На кого эти кучеяры похожи? На арваксов, кармокаров?

– Черт побери, и, правда, несправедливо, – рассмеялся дядя.

Следующим вечером, когда лагерь готовился ко сну, а сам Арлинг без сил сидел у палатки и мечтал о колодце, Абир подвел к нему человека.

– Это Азиз. Он не будет возражать, если ты его «осмотришь» руками. Не стесняйся. Парень за это получил монету.

Подумав, Регарди не стал отказываться и, подойдя к кучеяру, положил руки ему на лицо. Его сразу обдало крепким духом моханы – местной водки, которая была еще хуже воды из овечьих бурдюков. Впрочем, пальцы не сообщили ничего интересного – жирная кожа, небольшой, приплюснутый нос, сросшиеся на переносице брови, пухлые губы, жесткие волосы. Обычный человек, которому не мешало бы помыться и почистить зубы. Для слепого все люди на одно лицо, подумал Арлинг, удивившись, как искренне прозвучали собственные мысли.

Все это время Азиз глупо хихикал, а когда Регарди закончил, заявил, что в ответ хотел бы осмотреть и его. Арлинг не нашелся, что сказать, дядя же захохотал так, что притихли стражники, игравшие в кости неподалеку.

– Проваливай, желтомордый, – наконец, выдавил из себя Абир, с трудом отдышавшись от непонятного приступа веселья. Из его слов следовало, что у кучеяров желтая кожа – важный штрих к портрету, нарисованному слепым.

Едва караван отошел от Самрии, Абир снова стал похож на самого себя – много шутил, веселился и играл в кости со всеми караванщиками, включая нарзидов, которые были каким-то отсталым народом с гор, выполняли у кучеяров черновые работы и ужасно воняли. Впрочем, с дядей было нетрудно подружиться. Он умел очаровать любого, а тягот путешествия для него будто не существовало. Арлинг не мог представить, что некоторые люди проводили в пути всю жизнь.

Походный быт – от ужасной жары до укусов клопов – был словно срисован с самых злачных мест ада. Еда огорчала не меньше тряски на верблюде и вечно палящего солнца. Повар каравана готовил дикие смеси из разных круп с несочетаемыми вкусами, сильно сдабривая их приправами и чесноком. Вместо столовых приборов использовались куски хлеба или лепешки, которые были такими горячими, что обжигали пальцы. Скудный рацион разбавляли сухое верблюжье молоко и сладкая водка – мохана, от которой было трудно захмелеть, но можно было получить головную боль на несколько дней. Чаще всего Регарди не наедался и засыпал голодным.

В редкие вечера его навещал Абир, который обычно проводил это время в дозорах, отрабатывая их место в караване. Они садились у входа в палатку и разговаривали до поздней ночи.

С самого начала пути Абир взял на себя роль наставника, обучая Регарди местным диалектам и обычаям. Чаще всего они казались Арлингу глупыми или дикими.

– После пожатия руки нужно поцеловать внутреннюю часть своей ладони, – советовал дядя. – Иначе ты обидишь кучеяра, и он будет вправе на тебя плюнуть.

Арлинг послушно кивнул, но про себя решил, что в Сикелии лучше ни с кем за руку не здороваться. В этой стране вообще было опасно иметь с кем-либо дело, не рискуя получить камень в спину или плевок в лицо.

– Путешественник должен обладать хорошим здоровьем, мужественным характером и быть готовым к любым неприятностям, – тоном опытного караванщика вещал Абир, обсасывая баранье ребрышко. В этот вечер повар их порадовал, приготовив плов с мясом вместо невразумительной похлебки.