Читать книгу "Третий должен уйти - Владимир Колычев"

— Все правильно, Вадим, все правильно… Чем сегодня занят?

— Ну, хотелось бы по личному плану.

Сегодня у меня свидание с Симой. Смешно это или нет, но я вчера всю ночь не спал, думая об этой чудесной девушке.

— Конечно, по личному. Не пропадать же тебе здесь. И так без выходных и проходных работаешь… Ко мне сейчас поедем! Жена стол накрывает! Посидим, поговорим… Расскажешь Марине о перспективах, которые ты здесь обрисовал.

— Марине?!

Я решил, что разговор идет о дочери Козьмина. Все-таки Платон Андреевич решил перейти от слов к делу. И, как назло, именно сегодня.

— Марина — моя жена. Она у меня еще молодая. Это мне уже под шестьдесят, а ей тридцать четыре всего… — с гремучей тоской во взгляде сказал Козьмин.

Видимо, любил он свою жену. Она молодая, а ему совсем чуть-чуть осталось. Он понимал это, отсюда и смертельная тоска…

— Была у меня возможность, я и завод этот взял, и четыре магазина в Горанске открыл. Марина магазинами занимается. Ну, и завод ее, конечно же, интересует. Завод я дочери отписал, но это же и Марины дочь… Если вдруг со мной что-то случится, Марина на хозяйстве останется. Ты меня понимаешь?

— Понимаю.

— Тогда поехали. С будущим начальством знакомиться.

— Ну, я не могу…

— Что значит, не могу? Марина старается, обед готовит, а ты — не могу. Ладно я, а Марина и обидеться может.

Это был удар ниже пояса. Козьмин мужик не глупый, он уже понял, что не хочу я жениться на его дочери, поэтому вместо вечера знакомств с ней организовал деловую встречу со своей женой. И я не мог отказаться. Возможно, Марина Козьмина — мегера, которая не прощает обид. А моим шефом она, возможно, станет в самое ближайшее будущее…

— Что, прямо сейчас и едем? — спросил я.

— Прямо сейчас и едем, — поднимаясь со своего места, кивнул Козьмин.

В Горанск мы въехали в половине третьего пополудни. Нас ждал, так сказать, деловой обед, после которого я в принципе мог отправиться в кинотеатр. Хотя бы для того, чтобы перенести встречу с Симой назавтра. А может, к этому времени я и вовсе освобожусь. Если дочь Козьмина не свяжет меня… Конечно, эта толстушка не виновата в том, что уродилась такой страшненькой, но почему я должен страдать из-за генов, которые она унаследовала от отца?

Машина остановилась возле дома, показавшегося мне знакомым. Забор из красного кирпича, синие ворота.

— Ну, вот, приехали, — сказал Козьмин.

Водитель Коля открыл ему дверь, и он тяжело вышел из машины. Я последовал за ним и оказался во дворе дома, в котором не так давно уже был. Но здесь жила Сима, а не та безобразная толстушка, которую я видел в больнице.

Дверь открылась, и на высокое полукруглое крыльцо вышла средних лет женщина — симпатичная, стройная, ухоженная. Высокая прическа, светлое, воздушной легкости платье, тапочки на каблуке. Улыбка вроде бы приветливая, но во взгляде настороженность. И даже неприязнь. Я для нее был «темной лошадкой», на которую поставил Платон Андреевич, и не известно, будет ли от меня толк. Слишком я молодой, чтобы относиться ко мне всерьез.

Женщина постаралась скрыть свои чувства, ее улыбка стала чуточку ярче. Она подошла ко мне, приподняв правую руку. Я поздоровался, взял ее за руку, поцеловал. В конце концов, я офицер и должен придерживаться хороших манер. Нас хоть и не учили целовать руки дамам, но я видел, как это делается.

— Вадим!

— Марина Павловна, — в ответ представилась женщина.

Только на «вы» и по имени-отчеству — вряд ли она признает иную форму обращения. Не простая она женщина, и ее радушие больше показное, чем искреннее. Ну да, она владелец четырех магазинов… Я тоже начальство, но подневольное.

На крыльцо выскочила Сима. В глазах удивление, по щекам разливается краска.

— Кто это? — дрожащим от волнения голосом спросила она у отца.

— Вадим это, мой заместитель.

— Это мы его ждем?

— Его.

Сима бросила на меня разгневанно-возмущенный взгляд, вызывающе сложила на груди руки, резко повернулась спиной и скрылась в доме.

— Это ваша дочь, Платон Андреевич? — Я разволновался не меньше, чем она.

— Моя дочь. Сима.

— И больше дочери у вас нет?

— Есть.

Козьмин и его жена непонимающе переглянулись.

Я озадаченно поскреб затылок. Значит, Сима одна дочь, а мне сватают другую, ту самую толстушку…

— От первого брака дочь. Она уже взрослая, замужем… А что такое? — Козьмин смотрел на меня удивленно, а его жена — еще и с недовольством.

Видимо, ей не нравилась тема, которую я поднял. Возможно, ее злила сама мысль о первом браке Платона Андреевича.

— А Симе пятнадцать лет? — пробормотал я.

— Ну, скоро шестнадцать… А чего мы здесь стоим? В дом давай.

В доме работал кондиционер — в каминном зале было прохладно. Красивые обои на стенах, гарнитурная стенка отливает лаком, роскошный ковер на полу. Стол сервирован, но блюда еще не поданы.

— Садись. — Козьмин показал мне на место за столом — возможно, для того, чтобы я случайно не занял хозяйское кресло. Ему-то, может, и все равно, где я буду сидеть, но жена может не так все понять…

Сам он ушел на кухню, но я недолго пробыл в одиночестве. Ко мне со второго этажа спустилась Сима. Густые русые волосы распущены, губы накрашены, длинное нарядное платье, белые носочки. Милое, нежное и совершенно невинное существо. Я смотрел на нее, не чувствуя своего дыхания.

— А как же кино? — спросила она, положив руки на спинку стула.

— Сейчас пообедаем и пойдем. Или нет?

— Ну, можно и так… — зарделась она.

— Как коленка?

— Ничего… А ты с папой работаешь?

— Я от него шел, из больницы, а ты на меня на мопеде… Его мопед?

Я улыбнулся, представив тушу Козьмина на маленькой «Верховине». Но ведь он не всегда был толстым. Наверное…

— Его… Ты папе очень нравишься, — сказала она.

— А тебе?

— Ну, не в том смысле нравишься… — смутилась Сима.

— А тебе в каком смысле нравлюсь? Или не нравлюсь!

Она повернула голову и косо, с осуждающей улыбкой посмотрела на меня.

— А давай уйдем отсюда! — вдруг предложил я.

Марина Павловна — симпатичная женщина, но мне так не хотелось обедать с ней. Слишком она непростая, и нас обоих будет тяготить эта встреча.

— Как уйдем?

— В кафе сходим, будем есть мороженое и запивать кофе. А потом в кино. Если ты не застудишь горло. Мороженое холодное… — сказал я с непривычным чувством нежности к этой чудесной девушке.