Читать книгу "Ратибор. Язычник - Юрий Корчевский"

Но Марья повела себя просто. Баня есть баня, место для помывки. Она скинула с себя поневу, исподнюю рубашку и осталась голиком – трусов и лифчиков здешние женщины не знали. Она же первой и пошла в помывочную. Илья отправился следом за ней.

В здешней бане он был в первый раз. Сказать, что здесь он не мылся ни разу, нельзя – в реке, ручье мылся. Но вода в них была холодная, а о мыле и мочалке даже заикаться нельзя.

В помывочной было жарко и влажно. Илья старался не пялиться на фигурку Марьи, тело которой матово светилось в полумраке.

Марья ковшиком зачерпнула что-то из деревянной бадьи у входа и вылила на себя маслянистую жидкость.

– Щелок, – пояснила она, – грязь хорошо смывает.

Как понял Илья, в бадейке было что-то вроде мыльного раствора, и облился этой жидкостью. Если бы не Марья, сам бы он ни за что не додумался.

Марья сняла со стены мочалку из мягкого лыка, облилась из ковша теплой водой и стала тереть себя мочалкой. Илья, как обезьянка, повторял ее действия. Смешно, цивилизованный человек, а примитивным действиям учиться должен, как будто он туземец из дикой страны.

После того как он прошелся мочалкой по телу и обмылся теплой водой из котла, почувствовал, как дышит чистая кожа.

– Ложись на полку, – скомандовала ему Марья, и Илья послушно улегся.

Девушка полила его щелоком, докрасна растерла мочалкой спину и смыла все теплой водой. Илья блаженствовал.

– А теперь ты мне. – Марья улеглась на полку.

Блин, лучше бы она этого не делала! Вид не столько спины, сколько того, что ниже, сильно отвлекал Илью. Округлые прелести девушки манили его и возбуждали, все-таки женщины давно у него не было. Пересилив себя, он намылил щелоком и натер мочалкой спину Марье.

– Ой, ты как медведь, дырки мне на спине протрешь! – охнула она.

Илья рассмотрел ее: тело девичье, нежное, а руки рабочие, с загрубевшей кожей, на пятках – натоптыши. Вздохнул тихонько про себя: досталось девке, как рабочая лошадь была. Мало того, что не пожалел никто сироту, так еще и на заклание отдали.

Потом они зашли в парную. Марья плеснула на раскаленные камни кипятка, и тесная парная наполнилась горячим паром.

– Ложись на полку, – опять скомандовала Марья. Сама же взяла из бадьи распаренные березовые веники и стала водить ими над телом Ильи. Он почувствовал, как по спине пошли волны горячего воздуха. И так хорошо ему стало, примлел даже. И вдруг – удар: это Марья начала веником его шлепать, охаживать.

К телу стали липнуть мокрые листочки, запахло березой. Ух, красота! Потом они поменялись местами.

Илья в парной бывал с друзьями и понятие о том, что это такое, имел. Марью веником, как опахалом, овеял, горячим воздухом обдал. Потом слегка, не усердствуя, похлестал.

От удовольствия Марья застонала.

Они вышли в помывочную и смыли с себя пот: поры в коже открылись, и пот заструился.

– Давно так не мылась, – призналась Марья. – В баню меня последней пускали, когда вся родня уже вымылась. Иногда и теплой воды не оставалось, и каменка остывала.

В предбаннике они оделись. После бани от одежды чувствовался запах пота, да и грязноваты уже были и футболка и трусы.

Девушка фыркнула:

– Исподнее у тебя смешное, наши мужи носят длинное.

– А ты из какого племени?

– Кривичей.

– Плохо твое племя живет, если молодыми девушками жертвует, нет у него будущего.

Марья хотела сказать слово в защиту своего племени, но передумала, против фактов не пойдешь. Племя отреклось от нее, послав на заклание.

После бани сытно поели: супчик из заячьих потрохов, кулебяки мясные, капуста тушеная да с жареной курицей. Илья завтракал рано утром, аппетит нагулял и ел быстро. А если судить по тому, как ела девушка, она вообще день или два пищи не видела. И то: зачем кормить девушку, если ей умирать?

Они расположились в комнате. Илья разделся, оставшись в трусах, – привычка, однако. Марья обнажилась полностью, легла рядом и быстро уснула. Некоторое время Илья ворочался: ну как тут уснешь, если рядом голая красотка?

Утром они заказали легкий завтрак – сыто, расстегаи рыбные, и отправились на торг.

Илья шел по рядам неспешно. Сначала он приглядел девушке черевички кожаные, вроде туфель без каблука. Странно было, что не было левой или правой туфли, на любую ногу обувать можно было. Примерили – обувка впору пришлась.

Марья обрадовалась. На селе наиболее распространенная обувь – лапти; кто был побогаче, тот носил поршни из заячьей шкурки. А уж сапожки кожаные и вовсе только богатые носили.

И рубашку с подъюбником он ей купил, и поневу новую. Марья только ахала, глаза ее счастливо лучились – столько обновок сразу! Видели бы ее сейчас подружки!

Илья и себя не забыл, рубашку новую, льняную купил, штаны шерстяные. Штаны были широкими и по размеру на любой объем подходили. Держались они на поясе гашником – веревкой особой.

И исподнее не забыл Илья. Придя на постоялый двор, он ножом у кальсон на уровне колен штанины отрезал, превратив их в «семейные» трусы. Кальсоны зимой можно носить, в холода.

Марья сразу нарядилась в обновки. В зеркало бы ей посмотреться, да нет его. Стеклянных с амальгамой еще в помине не было, а полированные, из серебра, только в богатых домах имели. Народ средней руки пользовался полированными бронзовыми зеркалами. А холопы и прочие смерды смотрелись в отражение на воде.

Марья покружилась перед Ильей:

– Ну как?

Неистребимое, изначально древнее желание всех женщин покрасоваться, понравиться.

– Красота неписаная! – похвалил Илья.

Девушка от похвалы зарделась, бросилась ему на шею и поцеловала в щеку.

– Ты меня балуешь, как тятенька баловал бы либо муж любимый. – На глаза ее навернулись слезы.

– Перестань мокроту разводить, – поморщился Илья. Он не любил женских слез и не знал, как вести себя в присутствии плачущей женщины. – Кончилась твоя плохая жизнь, отныне только хорошая будет.

Слезы на глазах девушки высохли моментом, а Илья уселся на скамью и задумался. Что с девушкой делать? Ему надо делом заниматься, денег не так много осталось. Оружие себе купил, гривну волхву отдал, на одежду потратился… А кормить его никто не обещал, надо самому думать. Остаться на постоялом дворе? Или, пока еще деньги в мошне звенят, купить свой дом? Хозяйка уже есть, на пропитание он заработает – хотя бы охранником у купцов в обозах либо еще кем-то.

Долго он голову ломал, однако понимал, что для принятия решения исходных данных маловато, сколько изба стоит? На окраине города меньше, в центре больше – но сколько?

Марья задумчивость его поняла неправильно: