Читать книгу "Ссыльнопоселенец - Владимир Стрельников"

Перемешав остывшую кашу ложкой и еще раз проверив температуру, я отдал ее собаке. Потом и себе чашку наложил и сел неподалеку от костра, на бережку. Если честно, мало какая вещь настолько вкусна, как каша с костра, на берегу дикой речушки. Смололи мы ее с Гердой всю, полный трехлитровый котелок, правда, собака съела побольше меня. И сейчас лежала на спине, подставив брюхо солнышку. Я тоже снял шинель, расстелил ее на бережку и завалился неподалеку. Поспать бы, но пока нельзя. Полчаса полежу, и нужно топать дальше. Пройдусь сначала вниз по течению ручья в овраге, туда, где бобры плотину сделали. Погляжу, можно ли спуститься, можно ли подняться. Может, там склоны оврага не настолько круты, или тропку к озеру те же бобры сделали – они могут не только деревья грызть, но и неплохо копать и протаптывать. Те еще зверюги, умные, сильные и работящие.

Отлежав обеденный перерыв, я встал и потянулся. Собака, глядя на меня, тоже встала, сыто зевнула и встряхнулась. Подумав, стала с интересом по новой обследовать полянку и берег ручья, что-то вынюхивая и выискивая.

А я тем временем залил оставшийся и остывший чай во флягу, остатки допил и тщательно вымыл песочком всю посуду. Собрал вещи, навьючил на волокушу рюкзаки и пошел вниз, свистнув собаку.

Дойдя до бобровой запруды, я покачал головой. Нет, не спуститься с этого берега. Болото внизу и обрывистый берег, хотя с той стороны – как назло, отличный склон, по которому бобры протоптали неплохую дорожку. Да еще не одну, видимо, чтобы их на тропе не подкараулили.

Так что я с сожалением поглядел на плавающие внизу здоровенные тушки и развернулся обратно.

– Герда, не надо на меня так глядеть! Я тебе что, экстрасенс – знать о том, где здесь можно через овраг перебраться?

Выйдя на уже знакомую полянку, я перешел через ручеек, неся волокушу в руках, чтобы не замочить рюкзаков, хорошо что прощупал сразу брод и в сапоги не налило. Блин, хочу в цивилизацию! Эх, мать…

Настроение опять резко испортилось, и захотелось кого-то убить. Нужно поосторожнее с этим, а то превращусь хрен знает в кого. Хотя бы ради Лары – та меня совсем не таким знает.

За ручейком вдоль оврага росли немалые деревья, но мысль срубить одно и сделать мост на ту сторону я отбросил сразу. Махать хоть и неплохим, но небольшим топором мне придется совсем немало, звук от топора разносится по лесу далеко. Как там у поэта? «В лесу раздавался топор дровосека. Гонял топором дровосек гомосека!» Но не это главное, а ровный и сильный южный ветер: он просто не даст свалить дерево на ту сторону. Так что я шел и тащил волокушу и едва успел схватить за ошейник Герду, когда метрах в десяти от нас из кустов выкатился забавный лохматый медвежонок.

– Мать!!! – Я, держа злющую, хрипящую и визжащую, рвущуюся сильную псину левой рукой за ошейник, правой взвел курки «ижа» и прижал его к плечу.

– Уф… – Я отпустил ручки волокуши и обернулся поглядеть с холма на темнеющий лес. – Наверное, здесь мы с тобой, Герда, и встанем на ночлег. Ручеек есть, попить-умыться хватит, уже неплохо. Ты присмотри пока, хорошо?

И, оставив собаку возле кучи рюкзаков, пошел к ручью. Но хлопнул себя по лбу, развернулся и взял из верхнего мыло и портянку, которую я как полотенце использую. Не, ну вот совсем тупой стал, голова не варит – быть в лавке, затариваться в дорогу и не купить полотенца или, в самый край, отреза полотна…

И слава богу, что не обделался с перепугу, когда за медвежонком на поляну вывалилась мамаша – полтора центнера зубов, когтей и мускулов. Блин, до сих пор жуть берет – я думал, что такие пасти только у крокодилов бывают.

Она ревет с того краю поляны, я ору на этом, у ног Герда захлебывается от ярости в рычании-вое. У меня волосы так же, как шерсть у медведицы, дыбом встали – и под шляпой, и на загривке, и на заднице. Сам не пойму, что делать: отпустить собаку, чтобы увереннее взять на прицел медведицу, – Герда бросится, молодая и неопытная. Да и увечная, ее тут же медведица убьет. Но не отпускать – собака меня за левую руку рвет, прицел сбивает, да и неудобно одной рукой из дробана целиться до жути. Вот и ору изо всех сил, стараясь медвежьему реву подражать. Я же и сам не маленький, на десяток килограммов больше центнера вешу, плюс псина, хоть и хромая, но тоже зубастая как крокодил.

Минуты две мы орали друг на друга с разных сторон поляны, медвежья разборка, блин. Потом в одно мгновение медведица рявкнула, поддала лапой под зад медвежонку, так что тот улетел с поляны, и одним длинным прыжком исчезла за кустами, качнувшимися за немалой тушей. И тишина, только собака уже хрипит, а не рычит. Я говорить не могу, голос сорвал от рева. И стоять не могу, в ногах силы нет. Сел, где стоял, прижал к себе собаку шуйцей, успокаивая и пытаясь успокоиться самому, чтобы сердце через уши или задницу не выскочило. Проверил штаны – сухо, хотя ничуть бы не удивился, если бы и напустил. Страшно жутко, только полный святой или идиот в такой ситуевине не испугается. Попытался положить ружье, но не смог разжать пальцы на ложе, аж белые. Спускать курки, придерживая их левой рукой, побоялся: дернет собака – отстрелю или ей, или себе что-либо нужное. Плюнул на все, дважды выстрелил в небо, вспугнув птиц. Ну на хрен, сейчас отпущу псину, она сдуру рванет за медвежьей семейкой. А так только дернулась, хоть и постарался я руку правую подальше отвести. Чтобы, значит, не оглушить собаку. И уже потом левой рукой разжал по одному пальцы на шейке приклада. Перезарядил ружбай, выкинув на поляну дымящиеся картонные гильзы. Две пули в небо как в копеечку. Блин, ну и встреча, охренеть.

Немного успокоившись и взяв собаку на поводок, который пришлось делать из короткого отрезка толстой веревки, я подошел к краю оврага и пригляделся. В принципе здесь можно спуститься, да и подняться выйдет на том склоне, ну его на фиг – идти вслед за медведицей с медвежонком. Опять не учует через ветер их Герда, кинется зверь и либо покалечит, либо убьет. Нет, нужно уходить с тропы, нечего лихо будить. Тем более что ручеек внизу тонкий, да и дно каменистое, видать, до каменной подошвы промыло. Опустил при помощи веревки волокушу и собаку, причем пришлось здорово поломать голову, пока придумал, как собаке нормальную люльку сделать, но ничего, управился. Потом срубил стройную осинку, толщиной примерно сантиметров пятнадцать в комле, тщательнейшим образом ее ошкурил, стесал все сучки и спустился по ней вниз, к уже повизгивающей и поскуливающей псине, где был немедленно ею облизан и облаян. Пройдя внизу, по дну оврага, на самом деле каменному, я перебрался вброд и уже собирался лезть наверх, когда мое внимание привлек тусклый блеск небольшого, примерно с лесной орех, камешка. Нагнувшись, я вытащил его из холодной воды ручейка. Золото, мать его!

– М-да, – глубокомысленно произнес я, подбрасывая увесистый и холодный самородок. – Нашла награда героя. И что нам теперь делать, Герда? А?

Собака своим видом показала, что абсолютно не понимает моего волнения из-за какого-то камешка и нужно поскорее идти, хоть куда-нибудь. Все-таки, несмотря на ее отвагу, соседство с медвежьей семейкой Герду нервировало.

– Не спеши, торопыга. – Я брел вдоль ручейка, вглядываясь в камешки и песок и порой их ворочая. На расстоянии десять метров я нашел еще пяток самородков, а потом плюнул на все, вытащил один из котелков и попробовал промыть песок и мелкий гравий, который был под галькой.