Читать книгу "Долг СССР в рублях, чеках, дубленках. Тайные войны империи - Максим Кустов"

Пока Советский Союз думал, как приспособиться к изменившейся ситуации, когда из лучшего друга Египет необратимо превращался если не в откровенного врага, то, по крайней мере, в очень ненадежную нейтральную сторону, напряжение нарастало. В апреле 1972 года произошло знаковое событие — визит советника по национальной безопасности президента США Генри Киссинджера в Каир с предложением щедрых ежегодных дотаций Египту в случае «изгнания советников» (Киссинджер впоследствии очень гордился популярностью этого выражения). К тому же назревала новая война с Израилем, где советский контингент мог помешать планам египетского президента.

Наконец, устав ждать, пока СССР надоест такая унизительная роль, Анвар Садат пошел ва-банк — он был уверен в успехе.

6 июля 1972 года Садат отдал распоряжение об отказе от услуг советских военных советников и специалистов, а вечером 8 июля передал послу СССР в Египте В. М. Виноградову требование о полном выводе советских войск и советников из Египта, обозначив 17 июля 1972 года как крайнюю дату.[72]

Советский Союз отнесся к данному ультиматуму спокойно. На тот момент и так было понятно, что подобный исход неизбежен, да и изменение мировой внешнеполитической обстановки очень сильно повлияло на реакцию советского руководства. Переговоры с НАТО по европейской безопасности были в разгаре, готовилось подписание договора с США по СНВ (стратегическим наступательным вооружениям).

Было необходимо подтвердить миролюбивые намерения Советского Союза, а это было достаточно сложно при наличии советских войск в Египте, о котором, пусть и неофициально, но знали все. И СССР смог удачно разыграть египетскую карту в обмен на долговременные гарантии безопасности.

Но сама форма ультиматума Садата была глубоко оскорбительна. К тому же он до конца пытался по максимуму использовать советскую помощь. Дошло до того, что часть советской техники старались насильственно удержать на территории Египта.

Иногда только импровизация советских военных могла помочь избежать инцидентов при вывозе техники. (Из рассказа моего земляка и сослуживца Трофима Чебанова.)

С Трофимом мы служили в одном батальоне связи в Тирасполе, он — на телеграфном ЗАС, я — на телефонном ЗАС (засекречивающая аппаратура связи. — Авт.). В Египте он в Каире на ЦКП ПВО обеспечивал закрытой телефонной связью наши авиационные части, я — в Бени-Суэйфе радио связью КП 135 ИАП.

В Москве ему поручили доставить в Каир дополнительно несколько комплектов аппаратуры телефонной ЗАС. Вручили соответствующие документы, запрещающие каким-либо органам досмотр груза. Выделили самолет Ил-18 и охрану из нескольких вооруженных сотрудников КГБ. В качестве дополнительного специфического вооружения — несколько кувалд. По соответствующим инструкциям требовалось в случае каких-либо непредвиденных обстоятельств, а самолет летел через Турцию, аппаратуру уничтожить, во всяком случае ее кодирующую часть. Как рассказывал Трофим, кагэбэшники достали его предложениями: давай побьем ее сейчас, и спокойно будем лететь. Но, слава богу, долетели они нормально.

Трофим пробыл в Каире до самых последних дней пребывания наших «хабиров», и ему было поручено уже вывозить оборудование в СССР. Почему прапорщику, а во всей Советской армии специалистами, имеющими допуск к этой специфической работе, знающими все особенности и непосредственно отвечающими за нее, были прапорщики (тогда сверхсрочники).

Был специально выделен борт Ан-12 для доставки оборудования ЗАС, получены документы, разрешающие перевозку воздушным транспортом (эти разрешения могли подписывать как минимум начштаба Главного штаба ВВС или Генштаба). Аппаратуру со всех точек свезли в Каир и сдали Трофиму. Для охраны выделили шесть наших связистов-солдатиков с автоматами. Все были уже переодеты в гражданскую одежду.

В Каирском аэропорту после загрузки самолета солдатики окружили самолет, чтобы не допускать египтян, да и наших тоже. Но вместо разрешения на вылет самолету дорогу спереди и сзади перекрыли БТРы. Наверное, 40–50 аскариков окружили Ан-12, и арабы стали требовать досмотра груза. Под предлогом якобы наши вывозят золото.

И вот картина: вокруг самолета — наши солдатики с автоматами, на них нацелены 40 автоматов аскариков (помните, я задавал такой вопрос Ефимову?). Наш караул не имеет права допускать к самолету даже наших, а тут арабы. Что делать? Приехал начштаба главного советника — генерал, с ним генконсул. Наши «садыки» не хотят даже разговаривать с ними. Показывайте груз — и все. Тупик.

Арабы, вероятно, в момент погрузки видели какие-то ящики в чехлах, их это особенно заинтересовало. Молодец Цэофим — взял ответственность на себя, нашим генералам сказал: знает, что показать «друзьям».

Расчехлил блок питания — он в форме металлического чемодана, арабам сказал, что все ящики такие. Они успокоились и убрали оцепление».[73]

Это в общем-то анекдотический случай. Но самую ценную технику египтяне пытались удержать любой ценой. В «Операция «Кавказ». Хроника неизвестной войны», например, говорится: «Разведчики МиГ-2 5 перевезли обратно в Союз. При этом египетская сторона в грубой форме попыталась воспрепятствовать этому, перегородив танком взлетную полосу перед транспортным Ан-22 с разобранным МиГом на борту. Специально прилетевший в Москву 13 июля премьер-министр Египта Азиз Сидки пытался уговорить продать 4 МиГ-25, но ему было отказано. Советские позиции, вместе со всей техникой, вооружением и имуществом, включая бывшие еще недавно секретными зенитные ракетные комплексы С-12 5, «Квадрат» и зенитные установки ЗСУ-23–4 «Шилка», были переданы египетскому персоналу.

После подписания в марте 1979 года двустороннего израильско-египетского мирного договора в Кэмп-Дэвиде, Каир продал несколько комплексов С-125 и другие средства ПВО советского производства израильтянам. Можно полагать, что они использовались для разработки средств и способов противодействия им».[74]

Эвакуация советского военного контингента из Египта прошла так же образцово-показательно, как и его переброска туда. Хотя уезжали советские солдаты из Египта далеко не в такой дружественной обстановке, как прибывали, но радость от возвращения на родину с чувством исполненного долга перевешивала все.

Правда, родина встречала всех по-разному. Кому-то повезло, их встретили торжественно. Например, рядового Баюнова так: «В Союз подошли к Одессе, постояли, а затем отправились в Николаев. Встреча была очень хорошо организована, было три оркестра, плакаты, пионеры с цветами. Спускались с трапа, получали цветы — и на сборный пункт военкомата. Вечером погрузили в поезд и — в г. Городок за Львовом».[75]