Читать книгу "Люби себя, как я тебя - Юлия Добровольская"

А глаза эти уставились на телефонный аппарат…

* * *

Пурпурный сафьян.

Гранатовые бусины.

Пламя свечи.

Виолончель самозабвенно ведет свою партию.

Вдруг на самом взлете, неожиданно, но в лад,

с той же страстью вступает флейта.

На миг виолончель смешалась.

Но лишь на краткий миг,

как бы забыв, что играет дуэт.

Белая атласная лента

порывом ветра брошена на сафьян.

На нее скатилось несколько жемчужин.

— Валер… — Глаза под пушистыми ресницами засверкали. — Валер, я остаюсь… В Питере.

Лера сплюнула три раза через левое плечо, постучала по деревянному подлокотнику и встала.

— Пойду поставлю чай.

Катька пружиной взвилась с кресла и закружилась по комнате.

— Я остаю-у-у-усь в родном Петербу-урге-е, мне так надое-е-ело уже кочева-а-ать… — Получалось нечто вроде романса. — Лер! Ты слышала? — Она пропела снова эту фразу, задумалась ненадолго, замерев на одной ноге и раскинув руки, и продолжила: — Детей нарожа-а-аю я целую ку-у-учу, — опять замерла на миг, — и буду борща-а-ами муженька ублажа-а-ать… Ля-ля-ля-ля-ля-а-а-ля…

«Господи, ты услышал меня!..» — только и подумала Лера.

— Валер, иди сюда!

Катька сидела в своей комнате у раскрытого чемодана и выворачивала из него содержимое: свертки, книги, несколько каких-то каменьев.

— Смотри, какая красота!

На дне лежали листы картона с этюдами.

— Ой, чуть не забыла! — Она полезла рукой под картонки, пошарила там и достала газетный сверток. — Внимание! — Взялась за угол, взмахнула рукой, и из свертка выпорхнули сиреневые бумажки.

Лера не сразу сообразила, что это.

— Здесь — тыща. Без одной бумажки.

Это были двадцатипятирублевки.

— Катька, ты ненормальная! Это ты вот так через полстраны везла тысячу?!

— Вот еще! Везли паровозики, а таскали джентльменчики.

— А из Москвы? Ты что, в багаж так и сдавала?..

— Из Москвы я тоже на паровозике. Я остаю-у-усь…

— А в телеграмме — прилетаю…

— Ты, Валерка, все слишком буквально понимаешь. Я на крыльях счастья летела, а ты — самолет… Я остаю-у-усь в родном Петербу-у-урге… — Она кружилась, вальсируя, по шелестящим бумажкам, словно это были опавшие листья.

— Кать, давай соберем.

— Успеем. Можно подумать, у тебя всю жизнь полы были устелены деньгами. Ля-ля-ля-ля-а-аля…

— А кому ты собираешься нарожать кучу детей?

Катька вскочила на тахту, задрала полы махрового халата:

— Да разве с таки-и-ими траля-ля нога-а-ами я мужа себе-е-е тря-ля-ля не найду-у-у?..

Вдруг она осела, замолчала и словно увяла. Послышалось всхлипывание.

Вот так всегда. Лера подошла к ней и погладила ее по голове.

— Ну что ты, Катюш?..

Раздался телефонный звонок. Катька вскочила, как от удара током. Широко раскрытыми зареванными глазами, приоткрыв рот, она смотрела в дверь на телефонный аппарат, висевший в прихожей на стене.

Лера сняла трубку:

— Да?… Сонечка, привет!.. А что такое?… Ой! Прости, запамятовала, поздравляю!.. Ну разве так можно — врасплох?… Нет, не смогу, Катька прилетела, то есть приехала… Завтра?… Хорошо, завтра на объедки!.. С Катькой… Хорошо, Сонечка. Спасибо. Всем привет… До завтра.

Катька уныло сметала в кучу деньги носком тапки.

— Сколько нашей Сонечке? Ах да, мы же ровесницы. У нее по-прежнему двое? Или четверо уже?

— Пойдем чай пить.

Катька остановилась в прихожей перед зеркалом. Долго рассматривала и растягивала лицо. Потом взяла Лерину помаду, нарисовала себе рот от уха до уха и два пятна на щеках. Села на тумбочку, свесив руки между колен.

— Лер… Гарри Анатольевич не звонил?

— Что ты говоришь? — крикнула Лера из кухни, хотя прекрасно слышала вопрос.

— Да так, ничего.

— Чай где будем пить, Катюш?

— Можно в кухне.

— Тогда неси бутерброды.

Катька потащилась в комнату. В прихожей она вдруг хлопнула себя по лбу.

— Лерка! Что я привезла! Чуть не забыла!

Через некоторое время она появилась в дверях с бутылкой вина и тарелкой с бутербродами. В этот миг раздались первые аккорды пинкфлойдовского «Wish you…».

Катька, забыв про свою размалеванную физиономию, рассказывала:

— Где, ты думаешь, я это взяла? — И дальше, перебивая саму себя: — Я оформляла клуб геологам. Под Красноярском… Я, кстати, там и тыщу заработала… Там дед один был. Ой, он, конечно, не дед, но так его все зовут — дед Бен, в смысле — Вениамин… Лерка! У него глаза!.. Ладно, потом… Так вот, у них в этом клубе был новогодний бал. Меня — умрешь! — Снегурочкой сделали. А деда Бена — естественно, Дедом Морозом… Они мне, между прочим, и за этот бал заплатили — довольные были!.. Я им еще галерею их портретов сделала. Тридцать восемь человек! Представляешь? И за них хотели заплатить. Но я не взяла… Так они, когда я уезжала, мне провизию всякую совали: сгущенку, тушенку… Но я же не вол… Там в сумке или в чемодане что-то лежит… Ой! А о чем это я тебе?.. А! Я говорю им: не нужны мне сокровища земные, подарите мне одну пустяковину. А дед Бен сразу: стоп, Котик! — он меня Котиком звал — я щас, говорит. И приносит мне… Свою любимую. Запиленная, правда, но — фирма! Я говорю: дед Бен, а что ж вы-то слушать будете?.. Он пил раньше страшно, от семьи ушел… Я тебе потом расскажу… и вдруг раз! — и бросил. А как крутить его начинает — идет в рубку и «Пинк Флойд» ставит, раз за разом, раз за разом… А он мне говорит: найдем, Котик, что-нибудь, найдем… Лерка! Какие у него глаза!.. А ты где Рабингранат нашла?..

— Это от Гарри… Анатольевича, — сказала Лера самым будничным тоном, доставая с подоконника наполеон.

Катька на миг превратилась в соляной столб. Но быстро отошла, только глаза стеклянными остались.

— Что вы говорите?! Так прямо купили-с и принесли-с?..

— Мы в гастрономе случайно встретились на днях.

— И что-с они?.. Как поживают-с?

— Мы не говорили ни о чем. Он о тебе спросил. А мне и сказать нечего, кроме как про новогоднюю открытку.

Музыка затихла. Катька вышла и долго не возвращалась.

Лера вошла в комнату. Та сидела на подлокотнике кресла и стирала салфеткой помаду со щек.

— Катя, скажи мне, это у вас любовь? — осмелилась Лера впервые.