Читать книгу "Не зови меня дурой - Наталия Доманчук"

Мы рассмеялись.

Ровно в пять утра я была внизу. Ваня уже ждал меня. Я поздоровалась, он даже не произнес «Привет», только слегка кивнул, и до аэропорта мы ехали в тишине. Даже радио было отключено.

Я все время искала слова, чтобы извиниться, но так и не нашла…

В аэропорту сдали багаж, прошли в зал ожидания.

Ваня купил газету и все время читал последние новости.

В самолете он закрыл глаза и сделал вид, что спит.

Я была в отчаянии.

Ни капельки любви, ни капельки сострадания. А может, так мне и надо? Может, заслужила?

В аэропорту Хитроу нас встретили и сразу отвезли в офис компании, с которой Ваня планировал заключить какой-то важный договор.

Весь день мы провели за столом переговоров, договорились подписать контракт завтра утром и освободились, когда уже было темно.

– А я так мечтала посмотреть город…

– В следующий раз, – мрачно произнес Ваня.

– Ну чего ты такой грустный? Вроде бы они готовы сотрудничать, и завтра ты подпишешь контракт.

– Вроде бы… – повторил он и посмотрел мне в глаза.

Меня как будто обдало кипятком. Сколько злости, сколько ненависти я увидела! Неужели раньше я видела что-то другое? Нет, я не могла ошибиться. Сейчас – не могла.

Может быть, раньше в них и была любовь, может быть, раньше в них и была доброта. Но сейчас я увидела ненависть. Жгучую, как горький красный перец.

Я отпрянула. Ваня отвел взгляд:

– Поехали в гостиницу, – повернулся и направился к выходу.

А я стояла, смотрела на его уверенную походку, и мне хотелось одного: уснуть и проснуться, когда у него будут другие, совсем другие глаза. Добрые. Ласковые. Родные.

Я прислонилась к стене и присела на корточки.

Кололо в груди. Я видела сквозь стеклянные стены офиса, как он остановил желтое такси, сел в него и уехал.

Слезы потекли по лицу, я смахивала их рукой, а они все текли и текли: глупые, бестолковые слезы. Зачем вы вообще нужны, если до вас все равно никому нет дела?

Откуда-то появились силы – я встала и пошла к выходу.

Я остановилась и посмотрела на небо: черное, мрачное, грустное, как моя жизнь. Я подняла руку и остановила такси. В отель.

В вестибюле я назвала свой номер, взяла ключи и, не дожидаясь лифта, побежала на четвертый этаж.

Я прошла в ванную, выпила стакан воды, подошла к окну.

Что-то внутри продолжало тянуть, болеть, но, вспомнив Васькин смех, я улыбнулась: мне есть ради кого жить, в моей жизни есть человек, которого я никогда не предам. А любовь? А любовь сама найдет дорогу.

Чертова игра

Мы жили с ней в одном доме, в одном подъезде: я на втором этаже, она на пятом. Она была из неблагополучной семьи, как у нас любили говорить. Ее отец часто впадал в запои, нигде не работал, и поговаривали, что он связан с криминальным миром; мать тоже была любительницей спиртного, работала дворничихой и мыла подъезды. Ее, как и мать, назвали Светой, но, наверное боясь быть хоть в чем-то похожей на мать, она называла себя Веттой. Друзей в школе у нее не было. Может, из-за родителей, но, скорей всего, она сама не стремилась заводить их.

Ветта была очень красивой. Я бы даже сказал, необыкновенной. Да, я знаю, это определение избито, но это действительно так: белоснежная бархатная кожа, голубые, нет, васильковые глаза, небольшой, немного курносый носик, слегка полноватые губы и темные прямые волосы. Она училась на «отлично», рисовала, была очень опрятной. В школу вместо формы носила короткую синюю юбку и мужскую рубашку. Девчонки-одноклассницы побаивались ее, а она держалась холодно как с ними, так и с мальчишками. Я знаю, что несколько девчонок пытались склеить с ней дружбу, но она все «Выходи вечером во двор» пресекала фразой: «Я занята». А мальчишкам вообще не давала поводов просто подойти и заговорить.

Первый раз она обратилась ко мне в девятом классе. Мы собирались бежать стометровку, я разминался, она подошла и сказала:

– Если ты прибежишь первым, я сегодня приду к тебе в гости.

Я не знаю, чувствовала ли она, что нравится мне, но стометровку я пробежал первым.

Потом еще около часа я крутился в школе, искал ее, но, так и не найдя, поплелся домой. На ступеньках, рядом с моей дверью, сидела Ветта.

– Ну, сколько можно тебя ждать? Надеюсь, родителей нет дома? – спросила она.

Я помотал головой, открыл ключом дверь и пропустил ее вперед. Она прошла и сразу направилась в спальню родителей. Я пошел за ней, встал в проеме двери и смотрел, как она раздевается.

Она сняла сначала рубашку, оставаясь по пояс голой, но не спешила снимать с себя остальную одежду: подошла к зеркалу, слегка запрокинула голову, обнажив длинную, тонкую шею, расстегнула серебряную цепочку с крестиком, положила на трюмо, взъерошила волосы, стала снимать юбку, потом трусики. Обнаженная, она подошла ко мне, немного склонила голову и спросила:

– Надеюсь, тебя уговаривать не надо?

Пока я мотал головой, давая понять, что уговаривать меня не придется, и быстро снимал с себя одежду, она прогуливалась по спальне, касаясь рукой портьер и стен, как будто никогда этого не видела и хотела узнать, какие они на ощупь. Стесняясь, я нырнул в кровать и накрылся одеялом. Она стояла спиной ко мне и указательным пальцем водила по искусственным цветам, которые пылились в большой хрустальной вазе. Потом повернулась ко мне лицом, подошла к кровати, откинула в сторону одеяло, без смущения оценила все мои выпирающие органы, улыбнулась и стала нежно меня целовать.

Я очень хорошо помню эти ощущения первого сексуального контакта. Когда прелюдия, по ее мнению, была закончена, а я все еще как болван лежал на спине и боялся пошевелиться, она легла рядом и спросила:

– Боишься?

– Нет, – ответил я и лег на нее. – Ты девственница?

Она кивнула.

– Почему ты выбрала меня? – опять поинтересовался я.

– Ты много задаешь вопросов. Займись лучше делом.

И я занялся. Я все ждал, что она сейчас закричит или заплачет. Почему-то у меня были именно такие ассоциации с потерей девственности, но ничего такого не происходило. Она только что целовала меня жадно, как будто прощаясь навсегда, то брала руками мое лицо и целовала урывками в щеки, в лоб, потом опять нежно и сладко в губы, не давая глубоко вздохнуть.

Когда все закончилось, она встала и начала медленно одеваться.

Я молчал. Я совершенно не знал, что надо говорить в таких случаях, да и говорить особенно не хотелось.

Даже не взглянув на меня, она оделась и покинула спальню. Хлопнула входная дверь, а я все лежал и думал, что будет дальше.

На следующий день она в школу не пришла. Потом были выходные.