Читать книгу "Алмазная колесница - Борис Акунин"

Слог четвёртый

в котором Фандорину делаетсястрашно

Мрачное бешенство — так вернее всего было бы обозначитьнастроение, в котором пребывал Эраст Петрович. За долгую жизнь ему случалось нетолько одерживать победы, но и терпеть поражения, но, кажется, никогда ещё онне чувствовал себя столь глупо. Должно быть, так ощущает себя китобой, гарпункоторого, вместо того чтоб пронзить кашалота, расшугал стайку мелких рыбёшек.

Ну разве можно было усомниться в том, что треклятый Брюнет иесть японский агент, устроивший диверсию? Виновно было нелепое стечениеобстоятельств, но это служило инженеру слабым утешением.

Драгоценное время было потрачено попусту, след безнадёжноупущен.

Московский градоначальник и сыскная полиция хотели выразитьФандорину сердечную благодарность за поимку обнаглевшей банды, но ЭрастПетрович ушёл в тень, все лавры достались Мыльникову и его филёрам, которыевсего лишь доставили связанных налётчиков в ближайший участок.

Между инженером и надворным советником состоялосьобъяснение, причём Евстратий Павлович и не думал запираться. Глядя на Фандоринасвоими выцветшими от разочарования в человечестве глазами, Мыльников без тенисмущения признался: да, приставил филёров и сам перебрался в Москву, ибо постарой памяти знает — у Эраста Петровича уникальный нюх, так вернее выйдешь наслед, чем самому подмётки стаптывать. Хоть диверсантов и не добыл, но в накладене остался — за варшавских гоп-стопников получит благодарность начальства инаградные.

— А вы чем обзываться, лучше рассудили бы, что нам свами резонней будет поладить, — миролюбиво заключил ЕвстратийПавлович. — Куда вы без меня? У вашей железномерии и прав нет дознаниевести. А у меня есть, опять же прихватил из Питера лучших ищеек, молодцы один кодному. Давайте, Эраст Петрович, сговоримся по-доброму, по-товарищески. Головабудет ваша, руки-ноги наши.

В том, что предлагал этот малопочтенный господин, резон и всамом деле имелся.

— По-доброму так по-доброму. Только учтите,Мыльников, — предупредил его Фандорин, — вздумаете хитрить идействовать у меня за спиной, ц-церемониться не стану. Я жалобы начальствуписать не буду, поступлю проще: нажму у вас на животе секретную точку бакаяро —тут вам и конец. И никто не догадается.

Никакой точки бакаяро в природе не существовало, ноЕвстратий Павлович, знавший, как ловко Фандорин владеет всякими японскимифокусами, изменился в лице.

— Не пугайте, и так здоровья не осталось. Чего мне свами хитрить? Одно дело делаем. Я того мнения придерживаюсь, что без вашейяпонской чертовщины нам беса этого, который мост взорвал, не выловить! Тут клинклином надо, ворожбу ворожбой.

Эраст Петрович чуть поднял брови — не придуривается лисобеседник, но вид у надворного советника был самый серьёзный, а в глазахзажглись огоньки.

— Вы что ж думаете, у Мыльникова мозгов и сердца нету?Не вижу ничего, не задумываюсь? — Евстратий Павлович оглянулся, понизилголос. — Государь наш кто? Помазанник Божий, верно? Значит, Господь долженего от японца безбожного оберегать, так? А что творится? Лупцуют христолюбивоевоинство в хвост и в гриву! И кто лупцует-то? Народишко мелкий, слабосильный.Оттого это, что за японцем Сатана стоит, это он желторожим силы придаёт. А отнашего государя Всевышний Вершитель отступился, не хочет помогать. Я тут вдепартаменте рапорт секретный прочёл, из Архангельской губернии. Старец тамодин, раскольник, вещает: мол, Романовым определено править триста лет и недолее, такой на них положен предел. И эти триста лет на исходе. За то и всяРусь кару несёт. А ну как правда?

Инженеру надоело слушать бред. Поморщившись, он сказал:

— Бросьте ваши филёрские штучки. Если мне захочетсяпоговорить с кем-нибудь о судьбе царской династии, я найду себе собеседника неиз Особого отдела. Будете работать или устраивать д-дурацкие провокации?

— Работать, работать, — зашёлся Мыльниковдеревянным смехом, но искорки в глазах не погасли.

* * *

Между тем эксперты закончили осмотр места катастрофы ипредставили заключение, полностью подтвердившее фандоринскую версию.

Взрыв умеренной силы, вызвавший обрушение, был произведёнзарядом мелинита массой 12–14 фунтов, то есть по мощи примерно соответствовалшестидюймовому артиллерийскому снаряду. Любой другой мост на Николаевскойдороге, скорее всего, выдержал бы сотрясение такой силы, но только не ветхийТезоименитский, да ещё во время прохождения тяжёлого состава. Диверсантывыбрали место и момент со знанием дела.

Разъяснилась и загадка, как злоумышленникам удалосьразместить мину на тщательно охраняемом объекте и взорвать её прямо под колёсамивоенного эшелона. Эксперты обнаружили в точке разлома кожаные лоскуткинепонятного происхождения и микроскопические частицы плотного лабораторногостекла. Поломав голову, дали заключение: кожаный продолговатый футлярцилиндрической формы и узкая стеклянная трубка спиралевидной формы.

Этого Эрасту Петровичу было достаточно, чтобы восстановитькартину произошедшего.

Мелинитовый снаряд был помещён в кожаный корпус — что-нибудьвроде чехла для кларнета либо иного узкого духового инструмента. Оболочки небыло вовсе — она лишь утяжелила бы мину и ослабила ударную силу. Взрывательиспользован химический, с замедлителем — инженер читал о таких. Стекляннаятрубочка, в которой находится гремучая ртуть, прокалывается иглой, однако ртутьвытекает не моментально, а полминуты или минуту, в зависимости от длины иконфигурации трубки.

Сомнений не оставалось: бомба была сброшена с курьерского,который шёл непосредственно перед эшелоном.

Ситуация, при которой два поезда оказались в опаснойблизости друг от друга, была подстроена искусственно — при помощи фальшивойдепеши, переданной колпинским телеграфистом (который, разумеется, исчезбесследно).

Некоторое время Фандорин ломал голову над тем, как именнобыла сброшена мина. Через окно купе? Вряд ли — слишком велик риск, что футляр,ударившись о настил моста, отлетит в реку. Потом догадался — через сливноеотверстие в уборной. Затем и узкий чехол.

Эх, если б свидетельница не сунулась со своим подозрительнымбрюнетом! Действовать бы, как собирался вначале: переписать пассажиров, дадопросить. Даже если б пришлось всех отпустить, теперь можно было бы опроситьих заново — наверняка вспомнили бы путешествующего музыканта, и очень вероятно,что он был не один, а в компании…

Когда тайна катастрофы была разгадана, Эрасту Петровичу сталоне до уязвлённого самолюбия, явилась забота поосновательней.