Читать книгу "В поисках утраченного - Николас Дикнер"

Благодаря мусору Томас Сен-Лоран ярче всех канадских археологов представлен в средствах массовой информации.

Коллеги Сен-Лорана единодушно не одобряли его причудливую специализацию. Его обвиняли в подстрекательстве к мятежу на уже поделенной территории, в третировании коллег сенсационными пресс-релизами и во внедрении в студенческие мозги искаженного образа археологии.

Сам Сен-Лоран не обращал на все это никакого внимания. Он продолжал посещать мусорные свалки и закоулки, писать статьи о постиндустриальной археологии и воспитывать следующее поколение исследователей.

Курс, на который записался Ноа («Порядок и беспорядок: новое толкование оседлости»), начинался с двух главных принципов:

1. Все — мусор.

2. Изучение археологии началось прошлым вечером за ужином.

В последующие месяцы Ноа познакомился со стратиграфией мусорных свалок, историей сбора мусора, экспансией североамериканских пригородов и нефтяной промышленности. Он изучал влияние «Хадсон-Бей компани» («Компании Гудзонского залива») на образ жизни инуитов (самоназвание эскимосов). Он препарировал содержимое мусорных мешков. Он сравнивал колебания индекса канадской экономики TSE 300 с ростом объемов домашнего мусора на окраинах Торонто.

Его взгляд на мир изменился кардинально.

Что объясняет, почему он собрал все свое мужество и, как недостойный сын, боязливо обращающийся за отцовским благословением, пришел к Томасу Сен-Лорану сообщить о своем намерении получить ученую степень магистра археологии под его руководством.

— Великолепно! — восхищается Томас Сен-Лоран. — И над какой же темой вы планируете работать?

— Я думал о сравнении развития дорожной сети и экспансии мусорных свалок в 1970-х годах.

Краткая пауза. Томас Сен-Лоран задумчиво кивает:

— Очень интересный проект, но очень плохая идея. Даже если применить блестящий подход и безупречно логичные методы, оценочная комиссия эту тему не одобрит. Они отвергают все проекты, касающиеся мусорных свалок. Запретная зона.

— Но ваш курс?

— Меня терпят просто потому, что не могут от меня избавиться. Послушайте, у меня есть к вам предложение. Вы интересуетесь предысторией аборигенных народов?

— Простите? — изумляется Ноа.

— Этот университет — консервативное заведение. Чтобы выжить здесь, вам необходима уважаемая специализация. Хотите изучать мусорные свалки? Ну, сначала вам придется получить степень в менее спорной области. Предыстория аборигенов — отличный тренировочный полигон. Кроме того, мне как раз нужен ассистент!

У Ноа начинается головокружение. Уж слишком иронична сложившаяся ситуация.

— Я обожаю предысторию аборигенов, — слышит он собственный голос.

1994

Этаж морских змей

НОА НЕПОДВИЖНО СТОИТ ПЕРЕД ПОЧТОВЫМ ЯЩИКОМ и пристально рассматривает пласты граффити и стикеров на его боках. Панк жив! Вива Запата! Как похудеть на тридцать фунтов за тридцать дней — послания к самому сердцу североамериканской цивилизации. Интересно, что подумают археологи, когда через три тысячи лет раскопают этот почтовый ящик! Поймут ли назначение этого артефакта или решат, что обнаружили алтарь какой-то малоизвестной малочисленной секты?

Спешащие мимо пешеходы задевают Ноа плечами. Неподходящее место для фантазий. Ноа вытирает пот со лба и достает из кармана рубашки три конверта. За последние четыре года он написал матери более пятисот писем; он знает наизусть почтовые коды самых маленьких почтовых отделений между Лесным озером и Уайтхорс. По его расчетам, Сара сейчас должна находиться в окрестностях озера Лессер-Слейв, потому данные три письма адресованы до востребования в Литтл-Смоуки (T0H2Z0), Триэнгл (T0G1E0) и Жан-Кот (T0H2E0).

Ноа бросает письма в почтовый ящик и переходит улицу, пытаясь представить, какая сейчас погода на юге Юкона. Тяжелая стеклянная дверь библиотеки медленно закрывается, и жаркая волна, разбившись о стекло, скоро превращается в прохладу гренландского лета.

Ноа пересекает пустынный вестибюль и подходит к стойке выдачи книг, за которой библиотекарь читает La Route d’Altamont.[10]Около фотокопировальных устройств Ноа натыкается на мужчину с огромной бородой, занятого очень странным делом. Бородач вывернул на пол мусорную корзину и раскладывает на кучки сотни испорченных фотокопий.

— Том Сен-Лоран! — радостно восклицает Ноа. — Что вы делаете?

— Ну, как видите, я анализирую содержимое мусорных корзинок.

— А я думал, что вы уехали в Лорентиды на рыбалку.

— Я был там, — подтверждает профессор. В его глазах мелькает тревога. — Но видите ли, вчера вечером, поджидая, когда клюнет форель, я задумался о бумаге. Вы когда-нибудь задавались вопросом, сколько информации содержится в этих мусорных корзинках? Что фотокопируют люди? Что они выбрасывают и почему? Какую часть отходов, идущих в переработку, составляет чистая бумага?

Профессор машет толстой пачкой бумаги, прошедшей через нутро копировальных агрегатов, но не получивших ни крошки углеполимера.

— Какой увлекательный мусор — девственно-чистая бумага! Более точный термин для неиспользованной бумаги, найденной в мусоре, — «антимусор». И не просто антимусор, но и «антиартефакт» — предмет, не несущий никакой информации.

— То есть вы хотите сказать, что прыгнули в свой джип и вернулись в Монреаль ради занятий антиархеологией в мусорных корзинках?

— Именно так. Просто мне там все наскучило до слез. Рыбалка — не мое призвание… А как насчет вас? Что вы здесь делаете в разгар июля?

— Здесь самое лучшее кондиционирование во всем городе, — говорит Ноа, оставляя Томаса Сен-Лорана его исследованиям и направляясь на пятый этаж.

Как студент-археолог, Ноа должен работать в отделе АИ (американская история) или отделе Г (география и антропология), но он предпочитает покой отдела V (морские науки, путешествия и морские змеи). Даже в самые горячие дни учебных семестров этот закоулок последнего этажа — самая неиспользуемая часть библиотеки. По окончании семестра сюда практически никто не заходит — даже библиотекарь или сторож, — здесь неделями можно не встретить ни одной живой души. Ни навязчивых собеседников, ни любителей совать нос в чужие дела, ни шпионов. Здесь можно таращиться в потолок и мечтать, писать стихи, дремать, положив голову на стол, читать что угодно и как угодно, можно даже снять рубашку.

У Ноа здесь личное убежище — большой стол красного дерева в самом центре зала. Уже несколько месяцев он оставляет здесь свои книги, бумаги, карандаши и очки, словно этот предмет обстановки зарезервирован исключительно для него. Однако сегодня Ноа вдруг обнаруживает девушку, бросившую якорь на эхом самом месте.