Читать книгу "Репортажи со шпилек - Жанна Голубицкая"

Я решаю взглянуть на жизнь азиатских мигранток изнутри, чтобы понять, что же делает наша столица с покорными, скромными и чадолюбивыми женщинами Востока — ведь именно такими их принято считать. Для начала обзавожусь личными связями среди нужного контингента.

Товарищи женщины, раскрепощайтесь…

Я знакомлюсь с миловидной, миниатюрной как статуэтка узбечкой в московской мечети перед вечерним пятничным намазом. Я подхожу к ней сама, говорю «салам» и пытаюсь завязать беседу. Это не сложно. Девушка с диковинным именем Рисалат оказывается общительной, улыбчивой и доверчиво идет на контакт. По-русски говорит очень хорошо, почти без акцента.

— Каждый день в мечеть ходишь? — спрашиваю я.

— Нет, — улыбается узбечка, — но по пятницам стараюсь приходить. При моей жизни мне за многое надо у Аллаха прощения просить.

Я расспрашиваю — и очень скоро знаю про ее жизнь почти все.

Рисалат родом из узбекского города Ургенч, ей недавно исполнилось тридцать. В Москве она уже восьмой год. История ее типична для многих ее соотечественниц. В девятнадцать лет, сразу после окончания кулинарного техникума, ее выдали на родине замуж. Жениха она впервые увидела за две недели до бракосочетания. Он старше ее на пять лет, живет в ауле, а сосватала их тетка Рисалат. Отец девушки умер, мать одна тянула двоих дочерей, а тут жених богатый. По узбекским меркам семья жениха и вправду зажиточная: у них в собственности большой дом, машина, скотина и даже небольшое хлопковое поле. После свадьбы, на которой гулял весь аул, Рисалат поселилась в доме мужа и занялась хозяйством. Через девять месяцев родила сына. Мальчик родился слабеньким, болезненным, а врач в округе был только один — старый полуслепой аульский участковый. Городской девушке было тяжело управляться и с больным ребенком, и с работой дома и в поле. Муж мог на Рисалат наорать и даже стукнуть. Он покуривал траву и часто бывал в невменяемом состоянии. Родители мужа, как водится, во всем поддерживали сына. Кроме них, в доме жили еще трое братьев со своими женами, у всех дети мал-мала меньше. В общем, готовки, стирки, уборки, возни с детьми и полевых работ хватало на всех женщин, а свекровь заправляла невестками железною рукой. Через полгода такой жизни молодая жена сбежала назад в Ургенч. Мать Рисалат, терапевт городской поликлиники, поняла дочь и приняла назад в родительский дом вместе с внуком.

Свекровь прислала им вслед проклятие, а муж пригрозил прибить Рисалат, если она еще хоть раз объявится в его ауле. Рисалат и ее сынишка Азиз зажили в доме матери вместе с незамужней сестрой. Жили дружно, только вот денег не хватало. Сестра еще училась, Рисалат нянчила Азизика. Мизерной зарплаты матери едва хватало на еду. Через некоторое время Рисалат нашла по соседству старушку, которая согласилась присматривать за Азизиком за пару лепешек и литр молока в день, а сама пристроилась в группу «челноков», ездящих в Стамбул. Ненадолго жизнь наладилась: Рисалат успешно сбывала на городском рынке турецкие товары для дома — шторы, скатерти, постельное белье. Временное благополучие закончилось в одночасье, когда Рисалат и ее подруги попались на узбекской таможне. То ли груз был неправильно оформлен, то ли вправду везли что-то нелегальное — Рисалат не хочет об этом вспоминать. «Неприятности были очень серьезные, — говорит она. — На нас даже завели уголовное дело. Я и две мои подруги вынуждены были бежать из Узбекистана. Мы подались в Москву, с тех пор я здесь. На родине не была уже семь лет, только деньги каждый месяц перевожу матери, сестре и сыну. Ну и звоню, конечно».

— Меня растили в мусульманской вере, — рассказывает Рисалат. — Но, честно говоря, особо набожной я никогда не была. Замуж, конечно, выходила честной, как у нас принято. Но только что толку-то? А когда в Москву переехала, тут уж всякое началось. Первое время я жила в одной небольшой двушке на юге Москвы еще с десятью девушками из Средней Азии. Я, еще три узбечки, две таджички и пятеро киргизок. После работы выматывались все, но отдыхать как-то надо — молодые же. В тот период я стала курить и выпивать — за компанию с остальными.

— Но у азиаток это вроде не принято! — удивляюсь я.

— В Москве все меняется, родни-то рядом нет, которая осудит, — отвечает Рисалат. — И пили, и мужиков приводили. Многие здесь пьянеют от свободы, у нас же с этим строго. А кто-то просто боится показаться чужаком, не прижиться в столице. Мне, например, тяжело было вначале — после каждого застолья рвало в туалете. А потом ничего, привыкла…

— А мужиков каких водили — из своих или русских? — любопытствую я.

— Когда как. Но чаще своих — из тех, кто здесь на заработках, как и мы. Они тоже большими компаниями живут, так что удобно знакомиться. Один парень познакомится с одной девушкой — и сразу еще пять-шесть пар образуются. У него соседи, у нее соседки.

— Неужели в Москве все восточные женщины так раскрепощаются?

— Ну, может, и не все, но большинство. Вот одна моя соседка, киргизка, не захотела с одним киргизом по-хорошему спать. Так он ее избил и все равно заставил, пьяный был. А она наутро собралась в милицию на него заявление писать. Плачет: дома, мол, родные прибьют. Она девушка была. И тут другая наша соседка своему парню про ее планы рассказала, а он был друг того, который изнасиловал. В общем, приехали эти киргизы к нам впятером и так измордовали ту несчастную, что она вместо милиции в тот же день домой в Бишкек укатилась. В Москве выживает тот, кто не рыпается. А выжить, и заработать, и в девках остаться — это только в сказках бывает. Вот я, например, целый год с одной женщиной жила. Она лесбиянка, русская, ее в нашем районе все знают. Немолодая, но красивая и богатая очень. Я тогда официанткой в местном ночном баре работала, вот она меня и приметила. Забрала к себе жить, денег давала. И что же мне — отказываться? Мне семье в Ургенч деньги надо посылать, у меня сын растет. Тут уж не до религиозности.

— И что, ты с ней сексом занималась?

— Конечно, сексом, а чем еще? — удивляется моей наивности Рисалат. — Лена не жадная была, одежду мне покупала и сынишке. Только через год я ей надоела, она меня выгнала, а Айгюльку из нижнего белья взяла.

— Из какого еще нижнего белья?

— Да это отдел такой в нашем районном торговом центре. Я там семь лет проработала и всех знаю. Там наших полно со Средней Азии — и с Узбекистана, и с Таджикистана, и с Киргизии… А Айгюль — таджичка, в отделе нижнего белья продавщицей работала.

Прошу познакомить меня с раскрепощенными женщинами Востока лично. Рисалат мне не отказывает.

Столица убивает законы

Рисалат назначает мне встречу в воскресенье в том самом торговом центре, где прошла путь от уборщицы туалетов до менеджера в боулинг-клубе. Поднимаясь по местной карьерной лестнице, она была и бригадиром уборщиц, и продавщицей-лоточницей, и официанткой в ночном клубе при торговом центре. Своей нынешней позицией менеджера Рисалат довольна:

— В ночном клубе было интересно, но тяжело. Всю ночь на ногах, да и пристают всякие. Зато теперь я ночную жизнь столицы со всех сторон знаю, меня теперь ничем не удивишь. Слава Аллаху, год назад я встретила Бахтияра, он наш, самаркандский. В Москве таксует, у него своя «шестерка». Мы сделали никях (благословение имама на брак. — Авт.) и сейчас живем вместе. Хоть соседок теперь нет. Бахтияр хотя и чересчур ревнивый, но любит меня, не обижает. Мы в мечеть ходим, вот сейчас у нас рамазан — пост, мы его соблюдаем. Так что все будет хорошо, иншалла (Бог даст! — Авт.)!