Читать книгу "Госпожа трех гаремов - Евгений Сухов"

Князь Микулинский не мог поверить в удачу. Дотошно переспрашивал стряпчего:

— Виданное ли это дело? Неужно все спят мертвецким сном?! И дозоров не выставили?

— Не выставили, батюшка, — волновался стряпчий.

— Западни бы не было… — колебался князь.

А потом, посовещавшись с воеводами правой и левой руки, понял, что дело верное.

— На коней! — коротко приказал он.

Через час дружина князя Микулинского подступила к лагерю Япанчи.

— Действительно спят… И постов нигде не видать, — не переставал удивляться воевода. И в сердце старого война вдруг осторожным ужом вползла жалость. — Не по-христиански это — сонных рубить. Сначала в трубы сыграйте, пусть пробудятся. Ну а потом… с Богом!

Рать Семена Микулинского замерла. Полки ждали барабанного боя. А когда послышалась быстрая дробь и зазвучали трубы, лес наполнился криками, свистом, и из чащи на войско Япанчи налетела конница.

Запоздало и испуганно зазвучали татарские трубы.

— Коли их! Руби! — раздавались возбужденные голоса. — За Христа! За веру!

На землю падали убитые и раненые. Разгоряченные и напуганные кони топтали поверженных людей, втаптывали в грязь бунчуки, лес наполнялся криками, плачем, мольбой о пощаде.

— В полон их! — кричал воевода.

Рубка переместилась ближе к шатру эмира, где он с небольшим отрядом сдерживал натиск урусов.

— К лесу! К лесу! — кричал Япанча, шаг за шагом отвоевывая спасительные аршины земли. И когда лес прочно заслонил его от вражьих стрел, он издал победный клич. Затем осмотрел свое поредевшее воинство и, холодея всем телом, спросил:

— Почему я не вижу среди вас моего сына?! Где он?!

— Эмир, будь справедлив, — осмелился есаул сказать правду. — Он остался прикрывать наш отход! Он спас всех нас…

Есаул не договорил. Острый кинжал раздвинул ребра и вошел в его грудь по самую рукоять. Изо рта есаула на желтый кафтан тонкой быстрой струйкой полилась кровь.

— О Аллах, спаси моего сына. — Старый эмир вытер кинжал и прикрыл в горе глаза.

Арский княжич уже не обращал внимания на крики — расстелив в шатре циновку, он стоял на коленях и отбивал поклоны. Распахнулся полог, и вошел рында князя Микулинского. Он вытащил меч и приблизился к юноше. А княжич, прикрыв глаза, продолжал молиться.

— Не трожь его, — опустилась ладонь воеводы Микулинского на плечо рынде. — Пускай своему богу помолится.

А когда были произнесены последние слова молитвы и раздался выдох: «Амин!» — юноша взглянул на вошедших, резким движением выхватил кинжал и вонзил его себе в живот.

— Алла! — был его последний крик. Потом он упал на бок и умер без стона.

— Гордый, — произнес князь. — Таких уважать надо. Кишки себе выпустил, чтобы в плен не попасть. Крещеным быть не желает!

Остатки татарского войска скрылись в густой чаще.

— Теперь уже не догнать, — заключил Семен Микулинский. — Для них лес — что дом родной.

Война или мир?

Семен Микулинский и Василий Оболенский возвращались в Москву с поднятыми головами. Везли Ивану Васильевичу весть о первой победе над строптивой Казанью.

Государь встретил воевод с лаской и щедро отсыпал из казны каждому из них серебра и злата. Досталась князьям и высшая награда — по шубе собольей с царского плеча.

А скоро из Казани в Москву прибыли послы просить мира.

Иван Васильевич встречал татар гордо. Сидел в тронном зале, в золоченом кафтане, крепкая рука сжимала скипетр. Надо напустить на казанцев страху, пусть помнят о русской мощи.

Послы же татаровы робеть не умели, еще их деды помнили времена, когда Москва платила дань Казанскому ханству. Не поклонившись Ивану Васильевичу, Нур-Али протянул грамоту от Сафа-Гирея.

— Читай! — велел государь стоявшему подле него окольничему[32]Адашеву.

Тот, расправив длинный свиток, принялся зачитывать:

— «Брат мой московский, царь Иван Васильевич. Долго ли нам держать зло друг на друга? Ведь наши ханства знали и лучшие времена, когда мы были добрыми соседями. А не заключить ли нам мир, и пусть послы наши вместо нас клятву дадут».

Иван Васильевич только и хмыкнул в жидкий ус.

— Ишь ты! Сам разбит, а спеси-то не умерил! Мира, стало быть, ему надо. И послы уж больно чопорно держатся. Может, помощь от Крыма ждут? Подумать нужно, может быть, чего и умыслили. А ты, — взглянул он на Адашева, — гони их пока на татаров двор, где мы послов держим. Пускай в Казань не отъезжают, может быть, и понадобятся еще!

А днем позже царь Иван учинил Думу, где с воеводами и боярами держал совет.

— Мира запросили казанцы. Как же нам быть? Может, прогнать послов с позором и всей землей на Казань обрушиться? — посмотрел он на чинно восседавших в собольих шубах да бобровых шапках бояр. Все степенные, бороды поглаживают важно.

Первым заговорил митрополит Макарий.

— Мира хотят, — в раздумье протянул старец, — видно, крепко припекло, если о мире стали заботиться. Наперед бы им думать, прежде чем на Русь с огнем шастать.

Бояре терпеливо внимали митрополиту. Тяжелы слова Господа Бога, что же святейший отец далее скажет?

— Крепко мы магометан наказали, долго они еще подвиг наш помнить будут. Христос давно нас зовет православных из беды выручать. Только вот что я вам хочу сказать… Не время еще нам с силой собираться. Русь сперва укрепить надо. Ну а уж потом всей землей Русской и навалиться на басурман. Принять бы надо мир, государь, от послов казанских.

Поднялся окольничий Алексей Адашев. Знатные бояре только переглянулись. Добродушием государя пользуется! Давно ли в Боярской думе, а уже поперед старейших спешит слово вымолвить. А ведь и чином не больно высок, и роду не знатного. Он да еще Иван Выродков, тоже из худородных, все норовят людей именитых подалее от государя задвинуть! Чем же они эдаким царя опоили, что только их он и желает слушать? Старые порядки им, дескать, не по нраву, по-новому Русь хотят переиначить! А Иван Васильевич во всем с ними советуется, во всем согласен, речи их слушает и добрые слова им говорит. Да и митрополит их сторону держит.

— Прав святейший отец, государь, — изрек Алексей Адашев, — сильна Русь, но против Казани сейчас пойти не может! Каждое княжество — что государство отдельное, дружину свою имеет и царю не подчиняется! Раздорами Русь слаба! Русские земли сначала бы объединить покрепче под единое начало, пусть бы всеми дружинами царь заправлял! И еще полков бы побольше, тех, что с пищалями ходить будут. Да пушек бы отлить, и поболее. Вот тогда и с татарами воевать можно.

Бояре между собой переглянулись. Молод да горяч! Земли, стало быть, объединить хочет. А земли ведь не только великого князя. От времен самого Рюрика всегда старейшим родам принадлежали!