Читать книгу "В мире животных - Владимир Колычев"

– Чего сказать хотел?

– А то, что давно хотел сказать. Хотел, да не решался… Мне тебя заказали. Я должен был тебя грохнуть.

– Я так и понял.

– Еще на тюрьме должен был тебя грохнуть. А потом все изменилось. Мне сказали, что не надо ничего. Сказали, чтобы я был рядом с тобой… Знаешь зачем? А затем, что все могло повернуться обратно. Мне дают отмашку, и я делаю тебя, такая вот схема…

– А про Славу ты мне зачем рассказал?

– А чтобы ты знал и мучился. Чтобы удара в спину ждал. – Деготь злорадно смотрел на меня.

– А если бы я тебя самого грохнул?

– Не грохнул бы.

– Кишка тонка?

– Я этого не говорил. Ты знал, что я не просто так здесь, но сомневался. Если бы ты точно знал, что я должен тебя грохнуть, тогда все могло случиться. Но ты же сомневался… А я не сомневался. Если бы мне сказали, я бы тебя замочил.

Деготь по-прежнему маячил передо мной. И руки у него пустые. Я мог ударить его со всей силой, так кулаки чесались, но нельзя. Если заметят, плакала моя свобода. Закроют в ШИЗО суток на десять и только потом выпустят. Что, если за эти десять суток последует отмашка?..

Все-таки я не зря воспринимал Дегтя как врага. А ведь надо было грохнуть этого козла. Сыграл бы на опережение, и все…

– Я знал, что ты сволочь, – с кривой усмешкой сказал я, – так что ты глаза мне не открыл.

– За сволочь и ответить можно, – хищно оскалился Деготь.

Я резко поднялся, и он пугливо шарахнулся от меня. Вся напускная крутость сошла, как с белых яблонь дым.

– Спрашивай!

– А нельзя! Нет отмашки, поэтому нельзя…

Я только усмехнулся, глядя на него. Правильно Саван про него сказал. Баклан. Емко, четко и прямо в точку. Не тот у Дегтя характер, чтобы взвиться орлом. Духу ему для этого не хватает. Что, если он просто не решился замочить меня? Заказ был, а убить не смог…

– Гонишь ты все, баклан!

– Кто баклан?! – вскинулся Деготь.

– Ты баклан… Даже за Баяна толком спросить не мог. – Я презрительно сплюнул ему под ноги.

– Еще не вечер!

Но я снова резко шагнул к нему, и он пугливо отпрянул.

– Значит, не было отмашки на меня?

– Не было.

– Может, и Славы никакого не было?

– Слава реально был… Все было. Как я сказал, так и было.

– И за что Слава так на меня зол?

– А ты ему до фонаря. Как хозяин сказал, так он и делает…

– А кто у него хозяин?

– Без понятия.

– А что хозяину от меня нужно?

– Уже ничего. Он потерял к тебе интерес. Поэтому ты живой и домой можешь ехать. И я за тобой.

В камеру для осужденных Деготь заехал на неделю раньше меня, но менты приняли его позже моего почти на месяц. Именно этот месяц ему и оставалось провести в колонии. Именно через этот месяц он и выйдет на свободу…

Через месяц я за ним сюда приеду и устрою за ним слежку. Может, он и выведет меня на Славу, а там, глядишь, ниточка и дальше потянется…

Как-то не очень верилось мне, что мой всемогущий враг потерял ко мне интерес. Раз уж он его проявил, то должен был добивать меня до конца. И добьет, если я не буду защищаться.

– Заберу деньги, и тю-тю! – широко улыбнулся Деготь.

– Меня твои мечталки не парят. Кто сказал, что твой хозяин потерял ко мне интерес?

– Не мой хозяин…

– Твой хозяин, твой. Он сам тебе сказал или Слава?

– Слава.

– Как?

– А не пошел бы ты! – Деготь с многозначительным видом посмотрел мне за спину.

Я едва удержался от искушения обернуться. Он хоть и баклан, но перо у него было, и крылом он махнуть мог…

– Ромин! – услышал я голос отрядного.

Это подъехала моя тележка, которая должна была вывезти меня к вагону свободы.

Все, разговор с Дегтем закончен. Но я еще обязательно поговорю с ним. Через три недели снова буду здесь, в поселке с видом на колонию. Выслежу этого баклана и спрыгну с его хвоста прямо на Славу. А если не смогу это сделать, то поговорю с ним самим и выбью из него все, что он знает. И никто не помешает мне сделать это…

Лето, жара, солнце. На небе ни облачка, и одинаково светло везде – что по ту сторону контрольно-пропускного пункта, что по эту. И все-таки перед воротами темнее и смурнее, чем за ними. И еще в зоне душно, а с внешней стороны колючки – освежающий ветер свободы.

Свобода!.. И я мог обнять ее, понюхать и приласкать. А Варя уже близко, идет ко мне, сбиваясь с ног. Яркая улыбка на красивом лице, восторженный блеск в широко раскрытых глазах. Она похудела и постройнела за эти три года.

Последний раз Варя приезжала ко мне полгода назад, но я соскучился по ней так, будто не видел ее все эти годы заключения, поэтому обнял крепко-крепко.

– Пусти, медведь! – засмеялась она, неспешно отстранилась и повела к машине, которая стояла неподалеку. – Не разучился ездить?

– Шутишь? Сейчас выпью, и вперед.

– Так даже не шути! – зыкнула на меня Варвара.

– Даже шутить так не буду, – покладисто кивнул я. – И туда больше ни ногой.

Она посмотрела на забор с колючей проволокой поверх него, передернула плечами, выражая свой ужас перед зоной, и взяла меня под руку.

Я сел за руль, завел двигатель и сорвал машину с места.

– Ты чего как бешеный?

– А вдруг обратно затянет?! – Я с наигранным страхом посмотрел на темно-зеленые ворота, встроенные в серое блочное здание контрольно-пропускного пункта.

– Тогда гони! – подыгрывая мне, засмеялась Варя и добавила: – Я номер в гостинице сняла. В мотеле. Тут недалеко, километров двадцать… Завтра с утра поедем.

– Да, путь долгий, – кивнул я. – Пять суток ехать.

– Пять суток?

– Ну, если поездом. Есть такие фирменные поезда, с вагонзаками.

– Беда.

– Беда – не беда, а обратно за день доехать можно. И никто нож в бок не воткнет.

– А там могли? – встрепенулась Варя.

– Легко.

Она пять раз приезжала ко мне на долгосрочные свидания, и у меня было время, чтобы рассказать про Дегтя с его поползновениями, но я не хотел бередить ей душу. А сейчас мы вместе, едем домой, и я мог поделиться с ней своими тревогами.

– Ты правильно сказала, подставили меня. И нож в машину подбросили. Я ни за что три года отсидел…

– Давай попробуем забыть об этом!

– Да нет, нормально все. Я столько понял и осмыслил… Да и не разлучила нас тюрьма. А могла разлучить. Навсегда. Убить меня могли… Заказали меня. Тот, кто подставил меня, тот и заказал. И киллер со мной бок о бок все три года жил. Но не убил. Или струсил, или правду сказал, что отмашки не было…