Читать книгу "Я - Янис - Канни Меллер"

— В Польше.

— Ты там живешь?

— Иногда. Возьми еще бутерброд.

Я уже и забыла, что боялась его. И даже почти забыла про пятьсот крон. Альфред ел медленно и задумчиво.

Я и сама не заметила, как рассказала кучу разных вещей о себе. Еще он спросил меня, как я научилась ездить на велосипеде. Я засмеялась — все умеют кататься на велосипеде.

— Сначала маме приходилось бегать за мной и держать за багажник. Мне, наверное, было лет пять.

— У тебя остался тот велосипед?

— Не знаю. Может, в подвале.

Так мы и отправились ко мне домой. Чем ближе мы подходили, тем больше мне становилось не по себе. Но было еще рано, и во дворе только малыши раскачивали качели. Когда мы проходили мимо, они попросили, чтобы их подтолкнули, и Альфред раскачал их так, что они побледнели.

Потом мы ушли, не дожидаясь сердитых мамаш.

16. О расплате

Он был там, мой первый красный велосипед. За диваном и сломанными стульями. Альфред без труда достал его оттуда и хорошенько накачал: и с покрышками, и с клапанами все было в порядке.

— Пора ему подвигаться, правда?

Он сел на велосипед и поехал, прямо в подвальном коридоре. Выглядело это ужасно глупо: Альфред не помещался на седле и задирал колени выше ушей. Когда он уселся на багажник, я подумала, что велосипед не выдержит. Но он каким-то образом устоял.

— Сколько ты за него хочешь? — спросил Альфред, достав бумажник, который так хорошо был мне знаком.

— Нисколько, — быстро ответила я, стараясь не стучать зубами.

— Ну, пятьсот крон он точно стоит, — Альфред протянул мне купюру.

— Нет! — крикнула я. — Мне не нужны твои пятьсот крон!

Альфред посмотрел на меня и наверняка заметил, что у меня стучат зубы. Так всегда бывает, когда я волнуюсь. Но, может, он подумал, что мне просто холодно в подвале.

Он спрятал бумажник, и я снова успокоилась.

И тогда мне стало хорошо, как никогда: мы были в расчете, Альфред и я. Пятьсот крон — и пятьсот крон. И пусть никто ничего не знает.

Дети на качелях еще не оправились от шока и пускали сопли. Когда они увидели дядьку, который едет, сидя на руле самого маленького в мире велосипеда, один свалился с качелей. Мы не стали останавливаться и смотреть, грохнулся второй или остался болтаться.

У заправки Альфред остановился. Он выпрямился и вытащил велосипед из-под согнутых коленок:

— Постереги! — и нырнул в стеклянные двери.

Кажется, моему старому велосипеду было неплохо. Я думала, у него будут кривые спицы и овальные колеса: с виду Альфред был довольно тяжелый. Но велосипед остался цел и невредим. Мне тоже захотелось попробовать. Сидеть задом наперед, на руле — можно ведь попытаться.

Начать оказалось трудно. Может быть, и дальше было бы не легче, но об этом я ничего не знаю, потому что никакого «дальше» не получилось. Когда сидишь на руле, управлять приходится задницей. А для равновесия приходится вытягивать перед собой руки. Я проехала несколько метров и резко остановилась. Кто-то ухватился за руль. Этот кто-то заливисто смеялся.

С трудом обернувшись, я оказалась нос к носу с Линусом. Его собака прыгала и вертелась так, будто всю жизнь мечтала встретить именно меня.

— Как у тебя здорово получается! — сказал Линус. Улыбался он от уха до уха.

— Да это не велосипед, а ерунда, — ответила я.

— Велосипедные трюки — это для тебя! — сказал он.

— Тебя будут показывать по телевизору, это точно! Ты можешь многого добиться.

Не успела я толком понять, что передо мной стоит Линус и нахваливает меня, как вернулся Альфред.

— Так ездить — это же круто, понимаешь? — продолжал прекрасный голос Линуса. Если бы мы были одни, я, наверное, решилась бы его обнять. Но теперь мы были не одни. Определенно не одни.

Линус посмотрел на Альфреда, оглядел его с головы до ног.

— Ты ее папа?

— Нет, — сказал Альфред. Он засмеялся, и мне захотелось провалиться сквозь провонявший бензином асфальт.

Альфред выдохнул сигаретный дым левым уголком рта и ухмыльнулся:

— Хотя точно сказать никогда нельзя!

То, что произошло в следующее мгновение, мне трудно объяснить. Я толкнула велосипед, который стоил пятьсот крон, прямо в живот Альфреду. Непонятно почему? Потому что я ненавижу мужицкие шутки! Да, некоторые толком не знают, кому они папы, а кому нет — это что, смешно?

Не сказав никому ни слова, я ушла.

Наверное, ни Линус, ни Альфред не поняли, что произошло. Подумали, пожалуй, что я просто чокнутая.

Я уехала в парк за школой. Парни из седьмого класса катались на скейтах по рампе. Настроение у меня было ни к черту, поэтому я нарочно подъехала, чтобы им помешать, а потом пришлось изо всех сил крутить педали, чтобы они не догнали. Скейтер, которого вывели из себя, — это вам не шутки.

Я позвонила в дверь Глории пять раз, продолжать не было смысла. Может, она и завтра не откроет. Тогда не будет никакого цирка. Наверно, оно и к лучшему. Не уверена, что хочу идти туда снова. Из-за Альфреда.

Иногда люди вроде как разочаровывают.

Особенно те, которые сначала кажутся лучше других.

17. О разочарованиях и, может быть, немножко о любви

Так вот бывает. Иногда разочаровываешься в людях. Разве Зак не обещал, что больше не будет тусоваться с Адидасом и его гориллами? Обещал. И все-таки я должна была и дальше продолжать эту возню с окном: цветочные горшки на пол, окно приоткрыть. Вы, конечно, скажете: а зачем ставить обратно горшки, пусть стоят себе на полу? И окно можно не закрывать, зачем? Совсем мозгов нет, что ли? Очень жаль!

А я тогда отвечу, что вы не видели мамы, которая влетает в комнату, как бешеный торнадо, и спрашивает, почему так холодно и цветы стоят на полу. Так что все эти вылазки Зака — ужасная морока. Ради брата многим можно жертвовать, но есть же и предел.

В общем, в ту субботу мы поссорились.

— Не валяй дурака, — сказал он. — Можешь оставить себе перчатки.

— Сам носи свои проклятые перчатки, — крикнула я. — Все равно у тебя не будет никакого мотоцикла, потому что ты попадешься полиции и все — врубись, наконец!

Зак дико посмотрел на меня, двинул цветочные горшки так, что земля просыпалась на пол, и вылез в окно. Я рассвирепела.