Читать книгу "Фантастическое путешествие - Айзек Азимов"

– А каковы действительные ощущения?

– Я не знаю. Я никогда их не испытывал. Однако животные в процессе миниатюризации не проявляют не малейшего беспокойства. Они не прекращают своих занятий, я сам это видел.

– Животные?

Грант повернулся и уставился на Мичелза с неожиданным возмущением.

– А какой-нибудь человек был когда-нибудь подвергнут миниатюризации?

– Я боюсь, – сказал Мичелз, – что нам оказана честь быть первыми.

– Как волнующе! Тогда позвольте задать еще один вопрос. В каком соотношении любое живое существо – вообще любое – было миниатюризировано?

– Пятьдесят, – коротко ответил Мичелз.

– Что?

– Пятьдесят. Это означает такое уменьшение, когда все линейные размеры составят одну пятидесятую нормальных.

– Это как бы меня уменьшали до высоты около полутора дюймов?

– Да.

– Но мы пойдем гораздо дальше.

– Да. Приблизительно до миллиона, я полагаю. Оуэнс вам может сообщить точную цифру.

– Точная цифра не имеет значения. Главное заключается в том, что это намного больше, чем достигнутая когда-либо прежде степень миниатюризации.

– Совершенно верно.

– И вы считаете, что мы выдержим этот поток почестей, который обрушится на нас на пути первооткрывателей?

– Мистер Грант, – сказал Мичелз, неизвестно где найдя силы для продолжения разговора в шутливом тоне, – я боюсь, что мы будем вынуждены это вынести. Мы уже подвергаемся миниатюризации прямо сейчас и явно не ощущаем этого.

– Важные же мы будем шишки! – пробормотал Грант.

Он снова посмотрел вверх с холодным и напряженным вниманием.

Нижняя часть миниатюризатора пылала бесцветным цветом, который сверкал, не ослепляя. Казалось, он воспринимался не глазами, а непосредственно нервными окончаниями, потому что когда Грант закрыл глаза, все окружающие предметы исчезли, а свет остался видимым как обычное бесцветное излучение.

Мичелз, очевидно, заметил, как Грант безрезультатно закрывает глаза, так как сказал:

– Это не свет. Это вообще не электромагнитные колебания. Это форма энергии, не существующая в нашей обычной вселенной. Она воздействует на нервные окончания, и наш мозг интерпретирует это как свет, так как не может интерпретировать иным образом.

– Это в какой-то степени опасно?

– Нет, насколько мне известно, но я должен отметить, что ничто не подвергалось облучению такого высокого уровня.

– Снова первопроходцы, – пробормотал Грант.

Дьювал воскликнул:

– Великолепно! Как свет творения!

Шестиугольные плиты под кораблем сверкали в ответ на лившееся на них излучение, и сам «Протерус» светился снаружи и внутри. Кресло, в котором сидел Грант, казалось сделанным из огня, но оставалось твердым и холодным. Даже воздух вокруг светился, и он вдыхал его холодное сияние.

Его товарищи по команде и его собственные руки пылали холодным огнем.

Светящаяся рука Дьювала совершила крестное знамение, вызвав искреннее при своем движении, его сияющие губы зашевелились.

– Вы испуганы, доктор Дьювал? – спросил Грант.

Дьювал коротко ответил:

– Одна молитва, не столько страха, сколько из благодарности за возможность узреть великие чудеса божьи.

Грант признался про себя, что был в этом обмене любезностями проигравшей стороной. Не все хорошо делал бог.

Оуэнс закричал:

– Посмотрите на стены!

Стены удалялись во всех направлениях с видимой скоростью, а потолок двигался вверх. Все концы огромной комнаты были окутаны плотной непроницаемой пеленой, все густевшей, насколько было видно через сверкающий воздух. Миниатюризатор превратился теперь во что-то невероятное, его границы были не видны. В каждом углублении его ячейки находилась частица неземного света – упорядоченные ряды многочисленных сверкающих звезд в голубом небе.

Грант обнаружил, что он от удивления перестал нервничать. С усилием он оторвался от этого зрелища и бросил быстрый взгляд на остальных. Все смотрели наружу, загипнотизированные светом, огромными расстояниями, возникшими ниоткуда, комнатой, раздавшейся до размеров вселенной, и вселенной, чьи размеры ускользали от понимания.

Неожиданно свет померк до тускло-красного и отрывисто прозвучал сигнал радиостанции, словно резкий, отражающийся эхом звон. Грант вскочил

– Белинский и Рокфеллер говорили, что субъективные ощущения должны меняться при миниатюризации, – сказал Мичелз. – Мы не верили, но этот сигнал определенно звучит не так, как раньше.

– Но ваш голос не изменился, – заметил Грант.

– Это потому, что и вы, и я миниатюризированы. Я говорю от ощущениях, которые приходят из внешнего мира через миниатюризированную зону.

Грант расшифровал и прочел вслух пришедшую радиограмму:

– Миниатюризация временно приостановлена. Все в порядке? Отвечайте немедленно!

Затем он язвительно спросил:

– Все в порядке?

Ответа не последовало, и он сказал:

– Молчание означает согласие.

Затем он отстучал:» Все в порядке».

* * *

Картер облизал сухие губы. Он с болезненной сосредоточенностью следил за тем, как миниатюризатор начал светиться, и знал, что все в комнате внизу, до самого мелкого техника, делали то же самое.

Живые человеческие существа еще никогда не миниатюризировались. И ничто таких размеров, как «Протерус», не миниатюризировалось. И ничто, ни человек, ни живое, ни мертвое, ни большое, ни малое не миниатюризировалось до такой степени.

– За все отвечал он. Вся ответственность в этом бесконечном ночном кошмаре была на нем.

– Миниатюризация идет! – донесся почти ликующий шепот техника, сидевшего за кнопкой «МИН».

Фраза отчетливо прозвучали через систему связи, и тут Картер заметил, что «Протерус» начал сжиматься.

Вначале это происходило так медленно, что о сжатии можно было судить только по изменению в очертании закрытых им шестиугольных плиток пола. Те из них, которые частично выступали из под корпуса корабля, выползали наружу, и, в конце концов, стали проявляться ранее полностью скрытые плитки.

Все окружавшие «Протерус» шестиугольники вылезли наружу, и миниатюризация ускорилась до такой степени, что корабль начал таять, как кусок льда на теплой поверхности.

Картер наблюдал миниатюризацию сто раз, но никогда не чувствовал того, что испытывал теперь. Это выглядело так, словно корабль бросили в глубокую дыру, и он падал в абсолютной тишине, делаясь все меньше и меньше, словно расстояние увеличивалось до миль, до десятков миль, до сотен…