Читать книгу "Раскаявшийся - Исаак Башевис Зингер"

Как там говорится в Книге Притчей? «Иной пустослов уязвляет как мечом». Слова дьявола уязвляли меня снова и снова, ломали все мои планы, оставляли незащищенным. Проходили дни и недели, а я все продолжал их слышать. Они меня полностью разбили, почти парализовали волю. Меня, как грешника в аду, бросало то в жар, то в холод. То мне хотелось идти просить руки Сары, а уже через секунду я был готов все бросить и бежать в Тель-Авив или даже Нью-Йорк. По ночам я просыпался и представлял себе те удовольствия, которые получал от женщин и которые еще мог бы получить в будущем. Моя ненависть к ним внезапно исчезла, и я даже начал искать в них положительные качества: они элегантны и изысканны, они опытны в обращении с мужчинами и умеют разжечь в них желание. Даже распущенность и лживость не казались мне столь ужасными. Это просто части великой сексуальной игры, вечной игры, в которую вовлечены «он» и «она». Я и сам был удивлен, как быстро изменил свое мнение на противоположное.

Я стал плохо спать и поздно вставал. Желание молиться пропало. Надеть талес и филактерии стало настоящей проблемой. Когда я открывал Гемару и начинал учить законы субботы или правила принесения в жертву пасхального ягненка, у меня слипались глаза. «Это не для тебя! Не для тебя!» — кричал во мне какой-то голос.

Однажды утром я встал и забыл (а точнее, заставил себя забыть) помолиться. Я вышел из дома и отправился в новые районы Иерусалима. Вокруг кипела работа — строились дома, гостиницы. В витринах красовались те же товары, что в магазинах Нью-Йорка или Тель-Авива. Улицы были широкими и чистыми. Начиналась весна.

Внезапно я услышал, как кто-то зовет меня по имени. Обернувшись, я увидел Присциллу, девушку, с которой познакомился в самолете.

На мгновение мне захотелось ничего ей не отвечать и просто убежать. Но я подавил это желание, подошел к ней, и мы поздоровались. Она подставила мне для поцелуя щеку, и я ее поцеловал. Только что я был таким же евреем, как мой дед, и вот я уже вновь человек двадцатого столетия.

— Вы отращиваете бороду? — спросила Присцилла.

— Да.

— Вам идет. Почему вы не звонили? Ведь обещали же!

Я хотел сказать ей, что разврата мне хватало и в Нью-Йорке, но вместо этого соврал, сказав, что потерял номер ее телефона. По выражению ее лица я понял, что она рада нашей нечаянной встрече и что избавиться от нее будет нелегко. Мы проходили мимо кафе, и она предложила: «Зайдем, выпьем по чашечке кофе».

«Не ходи с нею!» — кричал мой внутренний голос. Но ноги явно его не слушались. И вот мы уже сидим за столиком, а официант принимает наш заказ. Присцилла взяла кофе с мороженым, а я чай.

— Как там ваш профессор? — поинтересовался я.

— Ох, Билл? Отлично. Он уже выучил иврит. Скоро заговорит как сабра. А для меня это по-прежнему китайская грамота. К счастью, тут все говорят по-английски. Так что никаких проблем, ни в университете, ни на улицах. С английским языком и американскими долларами можно жить где угодно.

И она улыбнулась, демонстрируя свою принадлежность к народу долларов и английского языка. Она рассказала, что снимает квартиру у профессора химии, который на год уехал в Германию.

— Как такое возможно, чтобы профессор Иерусалимского университета, еврей, поехал в страну, полную нацистских преступников? — удивился я.

Присцилла только отмахнулась:

— Сколько можно цепляться за это? Многие профессора из Израиля уезжают на стажировку в Германию.

Слова «цепляться за это» она подчеркнула особенно, словно бы «это» было маленьким недоразумением. Миллионы убитых и замученных евреев, отравленных газом, сожженных в печах, ставших жертвами чудовищных экспериментов, волновали ее не больше прошлогоднего снега. В Иерусалиме она чувствовала себя как дома, так же как профессор, у которого она снимала квартиру, чувствовал себя как дома в Бонне, Гамбурге или любом другом месте на земном шаре. Возможно, он уже нашел себе там фрейлейн, и она называла его «mein Schatz»[1].

Я спросил:

— А как тот смуглый молодой человек, рядом с которым вы сидели в самолете?

— Ого, да вы шпионили за мной! Вы куда-то подевались, и меня посадили с ним. Представляете: он тоже профессор или просто преподаватель, не знаю, в университете. Когда он услышал, к кому я лечу, то не отходил от меня ни на шаг.

По глазам ее я видел, что ей не терпится обо всем мне рассказать. Хвастовство — неотъемлемая часть адюльтера. И мужчина, и женщина должны хвастаться своими подвигами. Кстати, то же самое и с преступниками. Многие попались как раз потому, что слишком много говорили. Причина тут в том, что само преступление почти не доставляет удовольствия, даже физического. Чтобы усилить его, люди хвастаются. Если рассказ вызывает зависть, то рассказчик начинает ощущать, что совершил нечто стоящее. Я сидел, слушал и видел блеск в глазах Присциллы. Она говорила тихим, вкрадчивым голосом. Того юношу зовут Ганс. Еще ребенком он с родителями переехал в Израиль из Германии. Другие меняли имена, но он остался Гансом. Он учился в Израиле. Иврит, в некотором смысле, его родной язык. Но он так же свободно говорит и на немецком, английском и французском. Он изучал психологию, антропологию и что-то еще. Прилежный студент. У него была жена, но они развелись — совместная жизнь не сложилась. У них трехлетняя дочь. Ганс необычайно умен и остроумен. Его каламбуры бесподобны. Он хочет стать дипломатом.

— Вы с ним уже переспали? — спросил я.

Присцилла поднесла палец к губам.

— На самом деле я, наверное, сумасшедшая. По-другому объяснить это просто невозможно. Билл великолепен во всех отношениях, он добрый, нежный, преданный. К тому же и любовник просто чудесный. Но у него очень мало времени, а у меня наоборот — времени хоть отбавляй. И у Ганса тоже есть время. Он не так честолюбив, как Билл, к тому же прирожденный плейбой. У него своя квартира, он не прочь пропустить стаканчик. Да, мы встречаемся. Я познакомила их с Биллом, и Билл совсем не ревнует. Конечно, он ничего о нас не знает, они с Гансом стали друзьями. До тех пор пока я их не познакомила, они никогда не встречались. Представляете? Университет — это целый город. Профессора даже не знают друг друга в лицо!

— А стоит ли встречаться с двумя мужчинами? — спросил я.

— В этом нет необходимости, просто это так занятно. Билл меня полностью удовлетворяет, но днем, когда он работает, мне приятно встречаться с Гансом. Нам следует сохранять осторожность, но Иерусалим — большой город. У Ганса дома хороший бар, он любит коньяк, а Билл совсем не пьет. Мы вместе выпиваем и забываем обо всем на свете. Да не смотрите вы так сурово! Я же ведь никого не убила. Когда я была в Нью-Йорке, у Билла тоже была другая женщина. Он нас даже познакомил. Она замужем за одним профессором психологии. А вы как? Уже устроились на Святой Земле?

— Все хорошо.

— Уже обзавелись друзьями?

— Именно, друзьями.