Читать книгу "Секретный архив Шерлока Холмса - Сергей Мухин"

– Доктор Уотсон, вы сегодня будете ужинать?

– Нет! – резко ответил я, всё ещё надеясь быстро вернуться к всецело захватившей меня работе, но всё же желудок неожиданно взял верх над влечением, напомнив, что давно уже не получал пищу. – Хотя, – более мягко продолжил я, – впрочем, всё же не откажусь. Что у нас сегодня?

– Сегодня у нас без изысков, – уклончиво ответила миссис Хадсон. В её голосе проскользнули нотки обиды. – Вы будете ужинать в одиночестве или всё же дождётесь мистера Холмса?

– Я буду есть один, – у меня вырвался непроизвольный вздох, и я ещё сам не понял, что его вызвало больше: одиночество за столом или мысль о том, что мой дорогой друг может сейчас не иметь возможности даже просто перекусить. – Думаю, его не будет ещё несколько дней, – миссис Хадсон кивнула и повернулась, чтобы выйти. – Миссис Хадсон, сегодня была какая-либо корреспонденция для мистера Холмса?

– Нет, – ответила она недовольным голосом и удалилась, чтобы через несколько минут вновь вернуться с едой, способной удовлетворить мой истосковавшийся без пищи желудок.

После сытной трапезы, которая, как всегда, была великолепна, я уже не смог продолжить работу и просто с наслаждением уселся в кресло, вытянув ноги к огню.

Я смотрел на огонь и, казалось, видел в нём смутные тени того, о чём думал, что представлялось в моем воображении. Тепло и мысли обволакивали меня, как бы помещая в экзотический шатёр, надёжно укрывающий от всего мира, такого интересного, но бесконечно опасного. Покрывало мнимого шатра наконец опустилось, и я перенёсся в чудесный мир сновидений.

Проснулся я оттого, что мне показалось, будто я не чувствую ног. Я в ужасе открыл глаза; вокруг было темно, камин практически угас, я попытался пошевелить ногами и не смог. Сон стал явью?! Я принялся ощупывать руками свои ноги, не веря и веря одновременно, что скоро мои пальцы наткнутся на два кровоточащих обрубка, но через несколько мгновений у меня вырвался крик радости – мои ноги были на месте. Видимо, от долгого сидения и неудобной позы они элементарно затекли. Я стал активно их растирать и уже через минуту вскочил с кресла и счастливо, как ребёнок, попрыгал сначала на одной, потом на другой ноге, а потом и на обеих сразу.

Успокоившись, я прошёлся по тёмной комнате, ни на что не наткнувшись. Я ходил, и мысли рождались одна за другой, обретая законченный вид. Мне нужно было срочно их записать. Я зажёг лампу и стал искать бумагу. Близко была лишь бумага, небрежно лежащая на краю химического стола Холмса. Подумав, что он не обидится на меня, я не мешкая схватил лежащую стопку и сел писать:

« Мгла опускалась на город, пряча всё то, что произошло всего лишь несколько минут назад. луны не было, а набежавшие тучи добавили темноты, и Элизабет почувствовала, что те, кто был здесь, а особенно те, кого обычно никто не видит, стали приближаться к месту, где она стояла, окружая и протягивая к ней свои костлявые руки, дыша холодом в затылок… »

И я вновь выпал из реальности до той поры, пока не раздался звонок, извещающий о прибытии почты. Только благодаря этому я оторвался от своей увлекательной работы и, посмотрев в окно, зажмурил от неожиданности глаза – дневной свет ослепил мои уставшие очи.

Плотно позавтракав, я по привычке стал просматривать свежую прессу, но, видимо, бессонная ночь дала о себе знать, и я незаметно погрузился в сон без сновидений. Мне показалось, что я и не спал вовсе, что прошло всего несколько секунд, но открыв глаза, обнаружил, что за окном уже стало темнеть. Заглянувшая в комнату квартирная хозяйка – создалось впечатление, что она ждала, когда я проснусь, уж очень быстро она появилась – поинтересовалась, когда ей подавать обед. Есть не хотелось, да, впрочем, и писать тоже. Что тогда оставалось? А не пойти ли мне немного проветриться, всё же уже несколько дней не был на свежем воздухе. Сказав миссис Хадсон, что через пару часов вернусь, я оделся и отправился на улицу.

Как только я вышел и стал спускаться на мостовую, как сразу же чуть не упал, поскользнувшись на обледенелых ступеньках крыльца. Видимо, кто-то решил напакостить, так как я, зная нашу квартирную хозяйку, не мог даже предположить, что она могла бы допустить подобное безобразие. Было морозно и безветренно. Приятно ощущалось покалывание кожи лица, по мере того, как она всё больше и больше подвергалось действию холодного воздуха. Я шёл не спеша, забыв обо всём, разглядывая окружающий меня мир, как ребёнок, впервые попавший в большой город из деревни, в которой провёл все предыдущие годы. Всё было интересно: и повозки, проносившиеся мимо меня, и люди, спешащие по своим делам, и детвора, игравшая в непонятные для посторонних игры, и дома, и дымящие трубы, и небо, такое чистое, нежно-голубое, и яркое солнце, несмотря ни на что пытающееся согреть идущих пешеходов и растопить лёд, которого было немало на той многолюдной улице, где я прогуливался. Через некоторое время я дошагал до парка, и уже в следующее мгновение вокруг меня всё изменилось. Мне показалось, что я попал в какой-то сказочный лес, до того необычно смотрелись деревья, покрытые инеем. Я как будто бы оглох от окружившей меня тишины. Но это длилось совсем недолго – чей-то хриплый голос вырвал меня из сказки, задав вопрос:

– Джон Уотсон?

От неожиданности я вздрогнул и опасливо оглянулся. Позади меня стояла, судя по всему, женщина. На ней было явно избыточно одежды, которая топорщилась, скрывая содержимое, создавая впечатление кочана капусты, но, видимо, не пустого. Я не нашёл ничего лучшего, чем произнёсти:

– Простите?

Возможно, мой вид и этот испуганный вопрос заставил окликнувшую меня женщину изменить тон.

– Вы что, не узнаёте меня, Джон? – и, видя моё замешательство, продолжила. – Это же я, Бетти.

Она смотрела на меня очень внимательно, стараясь понять по моему лицу те чувства, которые могли быть вызваны упоминанием её имени. И она была права. Это имя всколыхнуло мою память, унеся меня в студенческие годы. Да, в студенческие бесшабашные годы, когда я довольствовался совсем немногим, когда не давил на меня груз прожитых лет, когда казалось, что всё ещё впереди, и самым главным были те мелочи, о которых сейчас, в разговоре с кем-либо, принято вспоминать с усмешкой. Но тогда…

Бетти, милая Бетти, ты заставила впервые так сильно забиться моё сердце, что до сих пор я иногда нет-нет да вспоминаю твоё милое личико в веснушках и оранжево-рыжие завитушки твоих волос. Ты ненадолго возникла в моей жизни и пропала на несколько лет, разбив моё сердце, выйдя замуж за немолодого – мне тогда старыми казались все люди старше 30 лет – барона. – Это ты, Бетти? Что с тобой произошло?

Когда я возвращался домой, было далеко за полночь, на душе было тоскливо. Я никак не мог поверить, что такое возможно, что с человеком могут произойти такие изменения. Но у меня перед глазами была новая Бетти с её новым для меня образом жизни, новыми мыслями, потребностями… И старая, вернее, молодая Бетти, всё больше и больше удалялась от меня. А через некоторое время стало казаться, что Бетти всегда была такой – нынешней, не той, которая сводила меня с ума своей красотой, своей детской непосредственностью, тесно граничащей, как мне казалось, с мудростью взрослой опытной женщины. От прежней Бетти практически ничего не осталось – лишь смутное воспоминание, полностью замещённое непонятным по форме образом, грубым голосом, незатейливыми желаниями и… Но всё же тот светлый лучик, который так долго жил во мне, остался где-то в глубине, говоря о том, что были и светлые дни у этой погрубевшей, потрёпанной жизнью женщины, с которой я расстался сегодня в парке. Подойдя к своей квартире, я уже знал, о чём напишу дальше в своём великолепном романе.