Читать книгу "Я - княгиня Ольга. Первая женщина на русском престоле - Наталья Павлищева"

Долгие тяжелые разговоры выматывали священника так, что он готов был признать свое поражение в просвещении архонтессы. Знал бы, что его ждет в Киеве, отказался бы заранее. Ольга еще сотни раз будет спорить и возвращаться к одним и тем же вопросам, пока наконец не поверит сама душой, а не разумом.

Уже во время первого приема княгиня поняла, что Романа Лакапина меньше всего волнует устройство и благосостояние далекого Киева, он больше озабочен собственными делами. Есть почему. На Византию наседает Болгария, там у власти воспитанный в Константинополе Симеон, третий сын князя Бориса. Казалось, болгарский царь должен, напротив, поклоняться Византии, но у Симеона были свои виды на Большой Константинопольский дворец, во время предыдущей войны он заставил византийцев подписать договор, по которому Константин должен был жениться на дочери Симеона. Но вернувшаяся из ссылки мать императора Зоя этот договор разорвала, Константин женился на дочери Романа Лакапина и передал в руки тестя правление огромной империей. Передал, как говорят, добровольно, объявив, что тот благомысленнейший и вернейший, что заменил ему отца… Вернейший Константина тут же от власти отодвинул совсем и, похоже, возвращать не собирался.

Романа больше беспокоила Болгария и гораздо меньше собственный зять и какая-то русская архонтесса. Она красива и умна, но это только женщина.

Женщины могут привести к трону, если они высокородны, но Романа не интересовала власть в далеком Киеве. Он был готов наладить отношения с сильной, хотя и далекой страной и использовать ее силу в своих целях, но не более. Впрочем, саму княгиню русов император согласен посадить рядом с собой на трон. На время. Пока не надоест.

Ольга жалела Константина, с детства оказавшегося игрушкой в руках тех, кто использовал его в борьбе за власть, наверное, вспоминала себя, юной девочкой попавшей в княжеский терем и ставшей никому не нужной. Она тогда смогла выстоять, а Константин так и остался разменной монетой. Однажды княгиня пробормотала это, сидя на ипподроме и наблюдая за императором и стоящим сзади него бедолагой Константином. Оказавшаяся рядом знатная женщина, Ольга слышала, что она жена Феофана, не последнего человека при матери Константина Зое Карвонопсиде, удивленно приподняла бровь.

– Вы увидели главное в трагедии Константина… Для чужестранки это удивительно. Вы очень наблюдательны.

Ольга изумилась не меньше, она произнесла фразу по-варяжски, уж никак не рассчитывая, что кто-то в Константинополе сможет ее понять и тем более ответить.

Заметив смущение княгини, женщина улыбнулась:

– Мой отец варяг, он из тех, кто всегда охранял спокойствие императорского трона Константинополя. Дома он часто говорил с нами на родном языке.

Ольга еще некоторое время разговаривала с Евдокией, правда, уже по-гречески. Княгиня знала греческий лучше, чем Евдокия варяжский. Красавица-византийка все же предупредила Ольгу, что в Константинополе многие знают чужие языки и свой собственный надо держать за зубами. Княгиня уже поняла это, но все равно была благодарна за совет. Они еще долго говорили о чем-то, Ольга хвалила константинопольские храмы и дворцы, Евдокия посоветовала сходить не только в главные и большие, а пройтись по меньшим, там уютней и настрой другой.

Этот совет запал Ольге в душу, день спустя она так и сделала. Константинополь действительно разный – парадный и высокий в центре, он гораздо ниже и теснее, проще ближе к окраинам и уж совсем грязный и нищий в закоулках. Конечно, княгиня не пошла на самые окраины, понимая, что это опасно, но в сторону от Большого дворца отправилась с удовольствием. Как и во множество торговых лавок и на рынок.

Однажды ей показалось, что впереди мелькнул знакомый силуэт. Неужели Евдокия? Что она делает так далеко от центра города? Женщина, очень похожая на недавнюю знакомую Ольги, направилась к храму. Княгиня вспомнила ее слова про храмы, что чуть дальше от центра. Почему-то захотелось посмотреть, в каком храме молится Евдокия и как это делает.

Ольга шагнула внутрь. В храме горели несколько светильников, свет был приглушенным, сладковато пахло. Княгиня уже знала, что это ладан.

Евдокия взяла свечку и подошла к висящему на стене изображению женщины с маленьким ребенком на руках. Остановившись, она что-то зашептала, точно просила. Ольга понимала, что так и есть, женщина о чем-то молила богиню. Княгиня стала с любопытством оглядываться, рассматривая убранство храма. Кроме изображения женщины с ребенком, на стенах были еще изображения мужчин. Они не стояли как языческие идолы, а были нарисованы, перед всеми горели такие же свечи, какую зажгла Евдокия. Ольга подумала, что, видно, всех их о чем-то просят, но не приносят плоды или цветы, а жгут свечи. Она усмехнулась, вот для чего византийцам столько воска! Но самым удивительным, что увидела Ольга, был большой крест с распятым на нем человеком, очень похожий на тот, что завещала ей бабка и советовала прятать подальше от чужих глаз старая Владица!

Княгиня так задумалась, что не заметила, как подошла Евдокия, даже вздрогнула от прикосновения ее нежной маленькой ручки.

– Как сюда попала русская княгиня? По городу нельзя ходить без охраны…

Большие темные глаза женщины смотрели доброжелательно. Почему-то с ней Ольга не могла держать себя надменно, глядеть, как на других, свысока. Княгиня даже слегка смутилась:

– Мои носилки там… – она показала на вход, – я хотела посмотреть, как молятся христиане.

Евдокия могла бы возразить, что княгиня это уже видела, но промолчала. Ольга перевела взгляд на изображение, перед которым только что стояла Евдокия. Та, казалось, поняла невысказанный вопрос, улыбнулась:

– Это Богоматерь.

Русской княгине было не очень ясно, пришлось объяснить. Евдокия даже вздохнула:

– У кого женщинам просить, как не у нее?

– О чем? – невольно вырвалось у Ольги. Евдокия чуть отвернулась и ответила в сторону, княгине даже показалось, что в ее прекрасных глазах блеснули слезы.

– О сыне…

Ольга вздрогнула от этих слов и снова оглянулась. Женщина с младенцем на руках смотрела строго. Княгиня уже знала, что ребенок – сын Бога. Сначала это удивило Ольгу, разве все люди не Божьи дети, внуки? Но сейчас думалось не о том. Мать младенца Богоматерь можно попросить о сыне? Всем или только христианам?

Кажется, Ольга спросила об этом вслух. Евдокия пригляделась к ней внимательней, чуть задумчиво ответила:

– Она матерь Иисуса, ее чтят христиане… если веришь в нее искренне и попросишь сердцем…

Ответ был очень осторожным, княгиня не поняла слово «искренне», не столь хорошо знала греческий. Евдокии пришлось объяснять.

Они остановились у дверей храма, продолжая разговор. Прохожие с любопытством поглядывали на двух красивых знатных женщин, одна из которых была одета не по-константинопольски. Впрочем, чужестранцы в столице Византии не редки, одежд всяких хватает, и людей скорее интересовала красота женщин. Византийка темноглазая, с длинными каштановыми волосами, та, вторая, напротив, светловолосая, синеглазая, держится прямо, голова горделиво вскинута. Что их связывает между собой?