Читать книгу "Особые поручения: Пиковый валет - Борис Акунин"

– Нет, Тюльпанов, мусульманина из вас неп-получается, – констатировал шеф. – Поторопился я с Тарик-беем. Надобыло вас индусом объявить. Каким-нибудь Чандрагуптой.

– А можно мне один мусташ, безбороды? – спросил Анисий, давно мечтавший об усах, которые у него росликак-то неубедительно, пучками.

– Не полагается. По восточному этикетуэто для секретаря слишком большое щегольство. – Фандорин повертел анисиевуголову влево, вправо и заявил. – Ничего не поделаешь, придется сделать васевнухом.

Подбавил желтой мази, стал втирать в щеки ипод подбородком – «чтоб кожу разрыхлить и в складочку собрать». Осмотрелрезультат и теперь остался доволен:

– Настоящий евнух. То, что нужно.

Но на этом испытания Тюльпанова незакончились.

– Раз вы у нас мусульманин – волосыдолой, – приговорил надворный советник.

Анисий, сраженный превращением в евнуха,обритие головы снес безропотно. Брил Маса – ловко, острейшим японским кинжалом.Эраст Петрович намазал коричневой дрянью голый анисиев череп и сообщил:

– Сверкает, как п-пушечное ядро.

Поколдовал с кисточкой над бровями. Глазаодобрил: карие и слегка раскосые, в самый раз.

Заставил надеть широченные шелковые штаны,какую-то узорчатую кацавейку, потом халат, на лысую макушку и злосчастные ушинахлобучил тюрбан.

Медленно, на негнущихся ногах подошел Анисий кзеркалу, ожидая увидеть нечто чудовищное – и был приятно поражен: из бронзовойрамы на него смотрел живописный мавр – ни тебе прыщей, ни оттопыренных ушей.Жаль, нельзя всегда таким по Москве ходить.

– Готово, – сказал Фандорин. –Только намажьте мазью руки и шею. Да щиколотки не забудьте – вам ведь вшлепанцах ходить.

* * *

С раззолоченными сафьяновыми туфлями, которыеЭраст Петрович неромантично обозвал шлепанцами, с непривычки было трудно. Из-заних-то Анисий на балу и стоял, будто истукан. Боялся, что если стронется, токакая-нибудь из них обязательно свалится, как это уже случилось на лестнице.Когда красавица-грузинка спросила по-французски, не станцует ли Тарик-бей с нейтур вальса, Анисий переполошился и вместо того, чтобы, согласно инструкции,молча отвесить восточный поклон, оплошал – тихонько пролепетал:

– Нон, мерси, жё не данс па[1]

Слава богу, другие девицы, кажется, егобормотания не разобрали, не то ситуация осложнилась бы. Ни одного человеческогоязыка Тарик-бею понимать не полагалось.

Анисий обеспокоенно обернулся к шефу. Тот уженесколько минут беседовал с опасным гостем, британским индологом сэромМарвеллом, скучнейшим джентльменом в очках с толстыми стеклами. Давеча, наверхней площадке лестницы, когда Ахмад-хан раскланивался сгенерал-губернатором, тот взволнованно прошептал (Анисий слышал обрывки):«Принесла нелегкая… И как назло индолог… Не выставлять же – баронет… А ну какразоблачит?»

Однако судя по мирной беседе принца ибаронета, разоблачение Фандорину не грозило. Хоть Анисий по-английски и незнал, но слышал часто повторяющееся «Gladstone» и «Her Britannic Majesty»[2]. Когда индолог, громко высморкавшись в клетчатый платок,отошел, царевич повелительно – коротким жестом смуглой, усыпанной перстнямируки – подозвал секретаря. Сказал сквозь зубы:

– Очнитесь, Тюльпанов. И поласковей сней, не смотрите букой. Только не переборщите.

– С кем поласковей? – шепотомудивился Анисий.

– Да с грузинкой этой. Это же она, вычто, не видите? Ну та, попрыгунья.

Тюльпанов оглянулся и обмер. Точно! Как это онсразу не понял! Правда, из белокожей лотерейная барышня стала смуглянкой,волосы у нее теперь были не золотистые, а черные и сплетенные в две косы, бровипрорисованы к вискам, вразлет, а на щеке откуда-то взялась очаровательнаяродинка. Но это была она, точно она! И искорка в глазах сверкнула точь-в-точькак тогда, из-под пенсне, перед отчаянным прыжком с подоконника.

Клюнуло! Кружит тетерев над фальшивойтетеркой!

Тихонько, Анисий, тихонько, не вспугни.

Он приложил руку ко лбу, потом к сердцу и совсей восточной церемонностью поклонился звездноглазой чаровнице.

Платоническая любовь

Не шарлатан ли – вот что надо было проверить впервую очередь. Не хватало еще нарваться на коллегу, который тоже приехал нагастроли, жирных московских гусей пощипать. Индийский раджа, изумруд«Шах-Султан» – весь этот рахат-лукум несколько отдавал опереткой.

Проверил. Уж на кого на кого, а на проходимцаего бенгальское высочество никак не походил. Во-первых, вблизи сразу быловидно, что настоящих царских кровей: по осанке, по манерам, по ленивойблагосклонности во взоре. Во-вторых, Ахмад-хан завел с «сэром Марвеллом»,знаменитым индоведом, так кстати оказавшимся в Москве, столь высокоумную беседуо внутренней политике и религиозных верованиях Индийской империи, что Момусиспугался, как бы себя не выдать. В ответ на вежливый вопрос принца – чтодумает уважаемый профессор об обычае suttee и его соответствии истинному духуиндуизма, – пришлось перевести разговор на здоровье королевы Виктории,изобразить внезапный приступ чихания и насморка, а затем и вовсе ретироваться.

Ну а главное, изумруд сиял так убедительно иаппетитно, что от сомнений не осталось и следа. Снять бы этот славный зеленыйбулыжничек с чалмы благородного Ахмад-хана, распилить на восемь увесистыхкамешков, да загнать каждый тысяч этак по двадцать пять. Вот это было бы дело!

Мими тем временем обработала секретаря.Говорит, что Тарик-бей хоть и евнух, но в декольте глазенками постреливалисправно и вообще к женскому полу явно неравнодушен. Мимочке в таких делахможно верить, ее не обманешь. Кто их знает, как оно там у евнухов. Может,природные желания никуда и не деваются, даже когда утрачены возможности?

План предстоящей кампании, которую Момус просебя уже окрестил «Битвой за Изумруд», сложился сам собой.

Чалма все время у раджи на голове. Однако наночь он ее, надо полагать, снимает?

Где раджа спит? В особняке на Воробьевых горах.Стало быть, туда Момусу и нужно.

Генерал-губернаторова вилла предназначена дляпочетных гостей. Оттуда, с гор, чудесный вид на Москву, и зеваки меньшедосаждают. То, что дом на отшибе, это хорошо. Но виллу охраняет жандармскийпост, а это плохо. Лазать по ночам через заборы и потом улепетывать подзаливистый полицейский свист – дурной тон, не по момусовой части.