Читать книгу "Смесь бульдога с носорогом: Повесть - Маша Стрельцова"

— Я около тебя сейчас, можно зайду?

— Ну заходи.

Me da lo mismo, — сказала бы я, если бы была в Испании.

Мне все равно.

Снова запиликал сотовый.

— Маняша, — не терпящим возражения голосом начала мать. — Времени полпятого, ты почему еще не приехала?

Я тут же забыла про Испанию, облилась холодным потом от ужаса и проблеяла:

— Так ты же на пять назначала, вот я к пяти и собираюсь.

— Могла бы и пораньше приехать, матери помочь на стол накрыть, ради тебя же стараюсь, — недовольно попеняла мать.

— Мамочка, я скоро буду и все сделаю!

— Да ладно уж, времени в обрез, хоть сама объявись.

Я положила сотовый на коленки и глубоко вздохнула — если бы я забыла и не приехала, мать бы с меня три шкуры спустила. Вдалеке на первом этаже едва различимо запиликал домофон. Ладно, Маруська откроет. Я же ринулась в спальню, раскрыла платяной шкаф и обозрела развешанные на плечиках тряпки. Мне было необходимо платье. Мать терпеть не могла меня в джинсах, по библии носить мужскую одежду был страшный грех, потому брюки мать заклеймила как непотребные. Я пыталась ей объяснить, что когда Богом был утвержден этот мораторий на внешний вид, мужчины носили длинные бабские халаты, а одежда их жен включала обязательные брючата. Я в этом вопросе я Бога понимала — понятно, что если б было наоборот, горячие палестинские парни испытывали б меньше проблем с проникновением в «Запретный женский сад удовольствия». Одно дело — халатик, поднял подол и все дела, другое дело — сложная конструкция из пары шаровар, тройки рубах и отлично все фиксирующего сыромятного пояса. Берег свое стадо Господь от блуда, слов нет, все до мелочей предусмотрел. Мать же меня слушать не стала, обозвала еретичкой и нехристью и велела в бесовской одежде не являться.

Выбрав голубое платье, я вытащила его, критически оглядела и вздохнула — оно было всего лишь до колен, а следовательно — бесовское. Выгонят. Не то что я была этому не рада, но потом же проблем с матерью не оберешься.

Снова запиликал сотовый.

— Ну? — спросила я, увидев на экране номер сотового Ворона.

— Меня твоя подруга не пускает, — проинформировал он.

«Правильно делает», — подумала я, а вслух сказала:

— Ворон, подожди меня у подъезда, я сейчас выйду, кое — что поменялось.

— Хорошо, — коротко ответил он.

В конце концов я выбрала унылое коричневое платье до щиколоток, произведение трудолюбивых китайцев, купленное для сельхозработ на материной даче, быстренько переоделась и пошла вниз.

— Машка, — выглянула из кухни Маруська — Тут к тебе бандит этот, Ворон ломился, так я его на … послала.

— А вот это ты зря, проблемы будут, — я с умилением поглядела на подружку. Вступилась за меня, не побоялась.

— А нефиг ему было руки на тебя распускать. Ты куда?

— Мать на смотрины велела явиться, — уныло поведала я.

— Вот старая карга, неймется ж ей, — сплюнула она.

— Не смей так про мою мать! — возмущенно заорала я.

— А что? У нас демократия, что хочу то и говорю, она мне в детстве всю плешь проела. Кто на этот раз? Опять припадочный скрипач?

Припадочным скрипачом был предшественник Николяши — Владик, чрезмерно полный, одышливый мужчина лет сорока в роговых очках и светлыми волосенками, сквозь которые просвечивала розовая кожа и покрывающие эту кожу чешуйки перхоти. Смотрины закончились вызовом скорой — Владику я понравилась чрезвычайно и его от переизбытка чувств скрутил эпилептический припадок.

— На этот раз — Николяша, он стихи пишет.

— Тьфу! — от души снова сплюнула Маруська, — и как у таких мамаш как твоя нормальные дети рождаются.

Ответить достойно я не успела — подружка хлопнула дверью в кухню.

Самое гадкое — что я готова была с Маруськой согласиться. Однако родителей не выбирают, какие есть, таких любить и надо, и точка.

Я обулась и пошла вниз, однако сверху схлопнула дверь и Маруська догнала меня.

— Хоть провожу, — хмуро сказала она на мой вопросительный взгляд.

— Хоть проводи, — вздохнула я.

Ехать отчаянно не хотелось, и я с большим удовольствием променяла смотрины на вечер с хамом и убийцей Вороном.

Хам и убийца Ворон стоял и покуривал перед своим джипом.

— Ах ты козел! Я ж тебе сказала сюда дорогу забыть! — рванула к нему Маруська.

Я перехватила ее в броске и яростно ей шепнула :

— Он извинился!!!

Потом посмотрела на Ворона и с нажимом произнесла:

— А ты ничего не слышал.

— Не слышал. Ты куда в таком виде, картошку копать?

— Почти. На вечер поэзии.

— Гони в ж… этого женишка — поэта! — рявкнула Маруська. — Вместе с матерью, она мне в детстве ведь дневник цвайками заставила! (Прим. Цвайка — двойка, искаженный немецкий)

— Женишка? — поднял бровь Ворон.

— Не обращай внимания, — устало сказала я. — Просто я хотела сказать что сейчас мне срочно надо к матери, и после семи если хочешь, встретимся.

Ворон постоял, подумал и произнес:

— Устраивает, но с большой натяжкой. Давай я тогда тебя довезу до матери, а в семь заберу.

— Согласна! — почему — то гаркнула Маруська вместо меня.

— Ты чего? — удивилась я, — у меня своя тачка есть, нафиг мне извозчики?

— Дура ты, — зашептала мне Маруська, одновременно распахивая джип и запихивая меня внутрь, — уж лучше этот бандит, он хоть красивый, чем урод — Николяша.

— А ты откуда знаешь что он урод? — спросила я, когда она заботливо пристегивала меня — видимо, чтобы не сбежала.

— А кого еще твоя мать надыбать может? — яростно прошипела она. — Ну все, — повернулась она к Ворону, — что б в восемь привез обратно.

— Как получится, — хмыкнул он.

— Из-под земли достану, урод!

— А только что говорила что я красавец, — захохотал Ворон и уселся рядом со мной в джип. Я, перебинтованная ремнем безопасности, опасливо отодвинулась. Ворон внимательно посмотрел, заметив это, но спросил только:

— Куда ехать?

— Мира, 36, — кратко ответила я.

Мы проехали минут пять, когда Ворон спросил:

— А что это ты так странно одета для встречи с женихом?

— Да я его знать не знаю, — брякнула я.

— А почему жених тогда? — поднял бровь парень.

— Потому что мать меня замуж мечтает сплавить, — мрачно буркнула я.

— Неплохая идея!

— Отвянь, урод, — разозлилась я.