Читать книгу "Утробный рык дракона - Владимир Контровский"

Хребет императорского японского флота был сломан: потеряв в бою у Мидуэя 4–5 июня 1942 года свои лучшие корабли и лучших своих пилотов, разгромивших Пёрл-Харбор и одержавших ряд других громких побед, японцы от этого поражения так и не оправились. Подавляющее превосходство в тяжёлых артиллерийских кораблях оказалось бесполезным: огромные орудия главного калибра одиннадцати японских линкоров не сделали в сражении у Мидуэя ни единого выстрела.

Адмирал Исороку Ямамото своё дело сделал, ввергнув Японию в безнадёжную войну и не проявив ожидавшейся от него должной решительности после пёрл-харборской победы. Теперь ему оставалось только погибнуть. Он и погиб смертью воина в апреле 1943 года под пушечно-пулемётными очередями американских истребителей-перехватчиков в небе над джунглями Соломоновых островов (по свидетельствам уцелевших, адмирал был убит на борту самолёта ещё в воздухе), унеся с собой в могилу тайну атаки века – атаки Жемчужной Гавани.

Переоценившие свои силы загипнотизированные правители Островной Империи оказали медвежью услугу Противопоставленной стране. А после тяжёлых поражений 1942–1943 годов вожди Третьего Рейха отчётливо поняли – спасти Германию может только чудо.

* * *

– Фрау Киршбау, будьте любезны, приготовьте мне кофе.

– Да, господин Гейзенберг, сейчас.

Профессор Берлинского университета Вернер Гейзенберг откинулся на спинку кресла и взглянул в окно. Лето, несомненно, – это лучшее время года. Тепло, природа бурлит, перебродившие весной соки рьяно подгоняют рост всего дышащего и вообще живущего, чтобы к осени предоставить зримое подтверждение своих усилий в виде сочных плодов. Плодов… Семя, зароненное три года назад Ганом и Штрассманом, попало на благодатную почву.[7]Профессор был уверен: Германия опережает весь мир в деле изучения и, что гораздо важнее, использования – практического использования! – внутриатомной энергии. И именно ему Всемогущей Судьбой назначено стоять у истоков Великого Начинания!

Вернер Гейзенберг, молодой блестящий немецкий физик и нобелевский лауреат, принадлежал к тому типу немецких интеллектуалов, которых принято называть «честными националистами». Они были не в восторге от Гитлера, однако приветствовали возрождение униженной Версальским договором державы и успехи немецкого оружия, не без оснований полагая, что альтернативой этому может быть только тотальная большевизация всей Европы.

С началом Второй Мировой войны немецкие учёные, работавшие в области ядерной физики, были объединены в группу, известную как «Uranverein» – «Урановый клуб». Руководил проектом один из выдающихся физиков, Вальтер Герлах, а Гейзенберг стал его главным теоретиком. Целью разработчиков было создание ядерного реактора (тем же самым занимался итальянец Энрико Ферми в Колумбийском университете). К лету 1941 года «Урановый клуб» далеко опередил работавших в стане союзников конкурентов в исследованиях деления ядра. «Перед нами прямая дорога к созданию атомной бомбы» – эта мысль уже родилась в голове Гейзенберга (позднее он сам подтвердит это письменно, в своих воспоминаниях).

«Германия превыше всего!» – это утверждение профессор-ядерщик полностью разделял, хотя и дистанцировался от национал-социализма: «Я не нацист, я немец!» – подобное независимое высказывание не могло не иметь соответствующих последствий.

Национал-социалисты, придя к власти, не особенно интересовались наукой, но, как всегда бывает в таких обстоятельствах, среди самих ученых нашлись люди, пожелавшие творчески развить предначертания власти. Инициаторами кампании за «арийскую физику» стали Филипп Ленард и Йоханнес Штарк, нобелевские лауреаты соответственно 1905 и 1919 года. В июле 1937 года Штарк опубликовал в официальном органе СС – в газете «Чёрный корпус» – разгромную статью о «белых евреях» в науке, к числу которых был причислен и Вернер Гейзенберг. Штарк обвинил Гейзенберга в том, что тот не вступил в национал-социалистическую партию, отказался подписать составленный Штарком манифест ученых в поддержку Гитлера и – о ужас! – пропагандировал теорию относительности Эйнштейна.

Обеспокоенный Гейзенберг попросил свою мать поговорить с её подругой, матерью Генриха Гиммлера, а кроме того, написал письмо лично рейхсфюреру СС, требуя оградить его от нападок. Всесильный Генрих размышлял до ноября, а потом поручил шефу гестапо Рейнхарду Гейдриху разобраться. Гейзенберга стали вызывать в берлинскую штаб-квартиру гестапо на Принцальбрехтштрассе, где он должен был доказывать лояльность режиму (к счастью для светила немецкой физики, к нему не применяли методов, с помощью которых компетентные органы могут заставить человека признаться в чём угодно). В итоге, спустя год после своего обращения к Гиммлеру, Гейзенберг получил от рейхсфюрера письмо с уведомлением о снятии с него всех подозрений в неблагонадёжности.

После этого престижные назначения посыпались, как из рога изобилия: Гейзенберг возглавил Институт физики Общества кайзера Вильгельма (крупнейшего финансируемого государством научно-исследовательского учреждения Германии) и стал профессором Берлинского университета.

Естественно, посещения такого милого и человеколюбивого учреждения, каковым являлось гестапо, не прошли для Вернера Гейзенберга бесследно, но ни в коей мере не пошатнули его патриотизма – тем более что в конце концов всё разрешилось более чем благополучно.

Профессор отдался работе с удвоенным рвением, не отвлекаясь ни на что другое. Даже обязанности экономки-секретаря при нём исполняла пожилая вдова, дама очень строгих правил, – и это притом, что многочисленные и весьма аппетитные белокурые Гретхен с превеликим удовольствием согрели бы постель импозантному мужчине в расцвете сил, пока их Зигфриды добывают славу Рейху на Западе (а теперь уже и на Востоке).

Слава Рейха… Германия шагает от победы к победе, забирая то, что ей по праву – по праву сильного! – принадлежит. И он, Вернер Гейзенберг, сделает всё от него зависящее, чтобы позор восемнадцатого года никогда более не повторился: он даст Великогермании такое оружие, перед которым не устоит никто и ничто – пусть даже работа эта потребует нескольких лет напряжённейших усилий. Схема достижения цели в принципе уже ясна: «реактор – бомба». Конечно, остаётся масса не уточненных технических деталей, но это уже вопрос времени и… привлечённых к Проекту сил и средств.

Потребуется убедить высокопоставленных нацистских бонз в возможности создания «сверхоружия» и в необходимости выделения соответствующих ресурсов, но вряд ли это окажется более сложной задачей, нежели выведение многоэтажных формул, предельно понятно описывающих процесс ядерного распада. Вожди Третьего Рейха – и сам Адольф Гитлер в первую очередь – бредят идеей мирового господства, а завоевание мира потребует небывалого доселе оружия, которого нет у других. Генералы никогда не оставались равнодушными к любым техническим новинкам, применение которых возможно в военных целях, – а таковыми являлись практически все достижения пытливой человеческой мысли за века и тысячелетия, начиная с пресловутого колеса. Даже использование пара предлагалось очень оригинальное: доводить до кипения воду в огромных железных бутылях с тем, чтобы выбитая давлением пара железная же пробка с силой полетела бы в голову противника.