Читать книгу "Сиамский ангел - Далия Трускиновская"

Плоть слаба — ему вдруг показалось, что в повозке можно перевести дух и доехать до тихого местечка. Да и парень понравился простым румяным лицом, расчесанными на пробор вьющимися волосами. Андрей Федорович взобрался в повозку, сел — и тут же задремал.

Извозчик сперва подстегнул лошадь и проехал довольно далеко по Большой Гарнизонной, а потом лишь обернулся спросить у седока — куда везти-то?

— Ишь ты!.. — прошептал он, глядя на спящего Андрея Федоровича и не осмеливаясь будить. — Ну, коли так…

И еще, и еще квартал проехала повозка, и ведь вывернулся из-за угла желанный гуляка в распахнутом кафтане, в плаще на одно плечо и скособоченной треуголке, по которой не иначе как метлой шлепнули, и встал, озираясь с таким видом, будто из благопристойного петербургского дома вышел вдруг в лесную чащобу.

Извозчик только вздохнул — как же быть-то? Да и проехал мимо.

Он не знал, что за его спиной, на сиденье, уже были двое — спящий Андрей Федорович и юноша в белых холщовых одеждах, рубахе и портах.

— Вставай, Андрей Федорович, нехорошо, — прикасаясь к щеке, сказал ангел. — Человека заработка лишаешь.

Но разбудить не получилось. Такая усталость погребла под собой Андрея Федоровича — ангел и не представлял, что подобное возможно. Лучше всякого пухового одеяла укрыла она Андрея Федоровича, прочнее каменной стены отгородила от мира.

— Господи, как же быть-то? — спросил ангел. — Нельзя же так весь день разъезжать. Мало грехов — так еще и этот?

Извозчик опять обернулся.

— Умаялся, — сказал он, как будто его кто слышал.

Ангел вздохнул — странная покорность извозчика судьбе его удивляла. Выехал ведь человек спозаранку, надеялся заработать (тут ангел задал немой вопрос небесной канцелярии и получил мгновенный ответ — раб Божий Петр, по прозванию Шубин, промышляющий извозом, имеет от роду двадцать четыре года, мать-вдову и двух сестриц на выданье), и надо же — подхватил седока!

Андрей Федорович зашевелился.

— Вставай, радость, вставай, душенька, — торопливо зашептал ангел. — Не то попадет нам с тобой…

— Придержи-ка, я слезу, — внятно произнес Андрей Федорович. И сошел с повозки, не глядя под ноги, потому что глаза его были закрыты.

— Бог в помощь, — пожелал ему извозчик.

Ангел прикинул — сколько бы заработал парень, если бы взял другого седока, того гуляку? И, поскольку денег у ангелов не водится, придумал иное.

Он выдернул из крыла самое крошечное пушистое перышко и быстро воткнул в щель.

Простое такое перышко, будто птичье случайно прилетело…

Перо цены не имело, но некое свойство — да. Оно притягивало взгляды. Человек, сам не понимая, на что любуется, глядел, да и только. И поближе подходил, и даже руку протягивал. А к чему — не понять…

* * *

— Что, Петя? — спросил сосед, нагнав Шубина. — Каков денек выдался?

Тот ехал шагом — лошадь малость притомилась, шаг был — что и пеший запросто нагонит.

— Спозаранку удача вышла, — отвечал Петр. — Сказывали, кто юродивого пригреет, тому — удача. Так я знаешь кого подобрал? Андрея Федоровича.

— Где ж ты его повстречал?

— А у Тучкова буяна.

— Видать, правду говорят, будто он ночью выходит в чистое поле или же на пустой берег и за нас, грешных, всю ночь молится. Оттуда, поди, шел. Надо же — шестой десяток живу, а чтобы так — впервые вижу. Я и у батюшки спрашивал — было ли, чтобы святая угодница в мужское одевалась? Он меня изругал — угодницей, говорит, кого называешь? Ослушницу? Кто ее в угодницы произвел? Какой вселенский собор? Потом припоминать стал — было, говорит, этакое, да так давно, что и не сказать когда. Была такая преподобная Мария, в мужском образе и под именем Марин постриглась во иночество. А в наше время — не положено! И понапрасну этот Андрей Федорович крещеный люд смущает. Ходил бы в юбке и кофте, в платочке, как ему от Бога велено…

— А может, и угодница. После нее народ ко мне валом повалил. И сверху все дают, и столько дают, и на завтра сговорили с утра! — похвалился Петр. — Ты нашим всем скажи — коли где ее увидят, чтобы в обиду не давали. Мальчишек кнутом отогнать, или что…

— Эй! — окликнул Петра дородный мужчина, имеющий при себе столь же основательную даму. — На Елагин остров свезешь?

В такое время дня чтобы седок до Елагина попался — это и впрямь нужна была удивительная удача.

— Ишь ты! И впрямь у тебя — как медом намазано…

Перышко из белого стало совсем прозрачным и незримым. Пора уж ему была и растаять, но вот держалось же!

И продержалось до самой темноты.

* * *

Церковь должна быть маленькая, деревянная, небогатая, с низкими сводами. В великом соборе ходишь и стоишь, задрав голову, и все с тобой рядом тоже глядят ввысь, вместо людей — одни затылки и подбородки. Да и просторно, и можешь быть в толпе сколь угодно одинок.

Выбери образ, затепли свечку — да и молись, никто своим вниманием твоей молитвы не спугнет.

Иное дело — невеликая церковка. Иной и толкнет, иная и шепнет «посторонись» весьма гневливо. Все лица — вот они, и от толчеи никак не возникнет на лицах ангельское просветление.

Но ведь не ангелов искал Христос, чтобы принести им любовь. Он и блудницей не погнушался. Это сонмище лиц малоприятно, всякая бородавка прямо тебе в нос лезет, всякая вонь изо рта ладан забивает. Но где и начать учиться любви, как не здесь? Если здесь не начнешь — то в иных местах и подавно!

Так рассуждал Андрей Федорович, стоя у паперти.

И не вошел.

Не примирившись с Божьей волей, вычеркнувшей из списков его любовь навеки… Или нет, правильнее так — навеки вычеркнувшей из списка его любовь… То есть до такой степени «навеки», что никакими молитвами ее не отмолить!..

— Взойди, Андрей Федорович, помолимся вместе, — позвал знакомый извозчик.

— Недостоин.

Сильно удивив этим словом доброго человека, он пошел прочь.

И думал о том, где бы взять смирения…

* * *

Прасковья Антонова дождалась светлого дня — к ней посватались!

Отставной унтер-офицер Иван Логинович Соловьев, бывший с фельдмаршалом Апраксиным в Пруссии, потерявший ногу в победоносном сражении при Гросс-Егерсдорфе, удачно унаследовавший от покойницы-матери немного денег и домишко, уж года четыре жил себе на Петербургской Стороне, на улице Подковыровой. Хотел жениться на соседке, зря потратил время и даже деньги, дельце не сладилось. Решив взять жену попроще, не такую зазнайку и вертушку, а чтобы вела дом и родила двоих-троих сыновей, Соловьев подумал о другой соседке.

О той отзывы были наилучшие.

Что бывшая хозяйка ей дом отказала, и по бумагам все так и есть. Что себя блюдет, одевается скромно. Что хозяйство — все на ее плечах, любую домашнюю работу знает. Что не болтлива — вот, пожалуй, наиглавнейшее!