Читать книгу "Черный гусар. Разведчик из будущего - Александр Смирнов"

— Ничего, как-нибудь обойдемся, — проговорил Игнат Севастьянович, припомнив, что у него в сумке, которую он вовремя снял со своей лошади, лежало несколько тушек жареных диких голубей. Пусть только французы попытаются отказаться от столь щедрой трапезы. Не захотят — пусть спят голодными. — У нас есть с собой продукты, — пояснил он. Затем взглянул на французов, что скромно стояли у своей кареты, и прокричал: — Господа, я договорился! — Увидел, как лица обоих дворян расплылись в довольной улыбке, добавил: — Вот только еду вам придется взять свою.

Граф выругался. Открыл дверцу кареты и достал корзину.

Стол ломился от яств. Хозяйка была явно женщиной зажиточной, о чем свидетельствовал двухэтажный дом, к тому же на деньги жадной. При виде монет, что заплатил ей барон, сердце ее сразу же оттаяло, хотя вначале хотела их накормить овощной похлебкой, и накрыла стол от всей своей щедрой души. Попыталась было вертеться рядом с ними, чтобы угодить всем прихотям, но граф попросил ее оставить их одних. Женщина недовольно фыркнула. Пришлось ей удалиться, чтобы для гостей застелить кровати.

— У меня к вам, господин барон, — проговорил граф Виоле-ля-дюк, отламывая у жареной курочки крылышко, — деловое предложение.

Сухомлинов пододвинулся поближе, расстегнул пуговку на камзоле и промолвил:

— Я весь во внимании, граф.

Виоле-ля-дюк облизал куриную кость, бросил на поднос и продолжил:

— Мы, барон, направляемся в Россию.

Игнат Севастьянович кивнул.

— Дипломатическая миссия, — проговорил он.

— Вы угадали, барон.

— Это не трудно было сделать, но давайте не будем отвлекаться. Давайте так, граф, вы говорите, а потом я буду уточнять.

— Меня устраивает, господин…

— Адольф, — проговорил прусский офицер, — просто Адольф. Зачем все эти титулы?

— Согласен. Тогда просто Дюк. — Граф посмотрел на виконта: — А его зовите просто Луи.

Сухомлинов вновь кивнул. Виоле-ля-дюк, поняв, что теперь больше вопросов не будет, продолжил:

— Итак, господин… Адольф, у меня к вам деловое предложение. Вы же видите, что мы лишились единственного слуги, — граф взглянул на барона и понял, что сказал не так, поправился: — Единственного, кто может управлять каретой. Я гляжу, у вас, Адольф, есть опыт в кучерском деле. — Фон Хаффман кивнул, дескать, бывало. — Так вот, не могли бы вы сопровождать нас как минимум до российской границы, а уж там мы наймем местного кучера. Мы можем заплатить.

Виоле-ля-дюк замолчал. Игнат Севастьянович подождал несколько минут, делая вид, что обдумывает предложение, и наконец произнес:

— Во-первых, я не слуга.

— Да, да, — проговорил граф.

— То-то, а во-вторых, вы бы смогли нанять кучера в местной деревне.

— Могли бы, да вот только я, Адольф, не уверен, что местный житель согласился бы отправиться в дальние края.

— А вы думаете, я соглашусь, Дюк?

— Уверен.

— Мне бы вашу уверенность, — проговорил фон Хаффман.

— Вы человек военный и скорее всего в отпуске…

— Я — дезертир, — неожиданно заявил гусар, — дезертир. Я вынужден был покинуть службу, так как меня ждала смерть. — Увидев удивленные глаза французов, пояснил: — Меня должны были казнить за то, что я участвовал в дуэли. Меня приговорили к смерти, и я решил покинуть расположение полка. Не хотелось в моем-то возрасте болтаться повешенным на дереве.

— К чему такая откровенность, барон? — проговорил Виоле-ля-дюк.

— К тому, что я не встречал дипломатов, так умело владеющих шпагами. Я уверен, господа, что и в вашей судьбе не обошлось без дуэли.

— Да, вы правы, барон, — проговорил виконт. — Это одна из двух причин, из-за которой король французский Людовик отправил нас в холодную и чуждую Россию. — Вздохнул тяжело. — Подальше от двора.

— Хорошо, допустим, я соглашусь, — сказал фон Хаффман, выслушав д'Монтехо. — И доставлю вас не только до границы с Российской империей, а и в Санкт-Петербург, но хотел бы узнать, сколько вы мне заплатите.

Виоле-ля-дюк поднялся из-за стола, обошел его и, подойдя к барону, склонился над его ухом. Зашептал. Глаза барона округлились от удивления.

— Мне нужно подумать, господа, — проговорил фон Хаффман, — нужно подумать. Ответ я вам дам утром.

— Мы знаем ваш ответ, господин барон, — проговорил граф, — но так и быть, готовы подождать.

Дальше трапезничали уже в тишине. А затем разошлись по комнатам.

Вот только поспать барону не удалось. Сперва он много думал. Просчитывал все варианты. С одной стороны, Сухомлинова с Пруссией, кроме неприятностей, ничего не связывало, с другой, у барона фон Хаффмана здесь было имение. Бросать его вот так вот — глупо. Неизвестно, как сложится судьба, вдруг придется вернуться. Не сейчас, а позднее.

Затем, когда Сухомлинов уже решил, что ответ он примет поутру, ведь не зря же говорится: «Утро вечера мудренее!», в дверь постучались.

— Да, — проговорил Игнат Севастьянович, предполагая, что граф переменил свое решение и пришел сообщить об этом. Ошибся.

Дверь открылась. На пороге стояла хозяйка дома. В одной сорочке. Барон побледнел. Фон Хаффману вдруг показалось, что он угодил во времена Мессалины и Калигулы. В голове тут же закрутились мысли. Игнат Севастьянович попытался понять, правильно ли все с моральной точки зрения. Принято ли вот так вот вести себя в восемнадцатом веке? Или интимные отношения, которые и в его времена не очень-то сильно афишировали, тут в порядке вещей? Ведь обвиняли же Екатерину Великую во всех смертных грехах. А может быть, вся эта мораль только ширма греховных отношений?

— Господин барон, — проговорила женщина, подходя к нему, — я вдова. Мой муж погиб на войне. И у меня давно не было мужчины.

Барон фон Хаффман еле сдержался, чтобы не выругаться. У него отношений с женщинами лет пять не было. Когда началась война — было не до любви, а потом… Игнат Севастьянович ничего такого, причем уверенно, касательно барона фон Хаффмана сказать не мог. Старшина попытался поискать в своей памяти воспоминания, но так и не смог найти. Вполне возможно, об отношениях с женщинами барон просто пытался сразу забывать. И все же невольно он отстранился от фрау. Фон Хаффман попытался что-то сказать, но получился только лепет.

Женщина же присела на кровать, так что даже через одеяло барон почувствовал исходящее от нее тепло. Взглянула в глаза гусару и произнесла томным голосом:

— Меня зовут Моника.

— Адольф, — пролепетал барон в ответ.

Женщина больше ничего не произнесла. Неожиданно она прижала его к своей груди.

— Что вы делаете, фрау? — прошептал фон Хаффман.

Он и сам не понимал, почему оторопел. Может быть, не ожидал, или ему эта женщина просто не нравится? Хотя не нравиться дама в самом соку просто не могла. Просто все произошло неожиданно, спонтанно. Явно, будь на его месте барон фон Хаффман, тот бы не растерялся. Вполне возможно, не Моника, а он сам сидел бы у ее ног. И не просто сидел, а целовал руки и умолял бы о ночи любви. Времени попытаться понять причины такого нелогичного поведения у Игната Севастьяновича просто не было. Женщина оторвала его от своей большой груди и неожиданно поцеловала его в губы. У фон Хаффмана дух захватило. Что-то внутри него щелкнуло, и он неожиданно для самого себя перехватил инициативу. Барон отстранился на мгновение от дамы. Поправил щегольски усы. Подмигнул. И ринулся в бой. Нежно обнял даму и запустил руку в такие потаенные места, что у самого аж где-то внутри защемило. И через минуту он уже демонстрировал то, на что способен гусар. А он, как понял Сухомлинов, был способен на многое.