Читать книгу "Явление зверя - Татьяна Енина"

Я это видел, а Чоба нет.

И когда мне в лицо уперлось дуло пистолета, я опять-таки не испугался, теперь уже просто потому, что знал — из мира в мир пули не летают.

Я знал, а Чоба — нет!

И он стрелял мне в голову, выпуская одну пулю за другой. Куда они девались, я не знаю, из моего измерения не было видно. В конце концов цыгану, видимо, надоело упражняться в стрельбе, и он исчез. Просто исчез.

И я тоже исчез. Из обоих измерений сразу.

И как это произошло — не помню. Просто меня на какое-то время не стало.

Возвращение было странным и достаточно тягостным. Я долгое время лежал в темноте, не в силах пошевелиться, оглядеться и понять, кто я такой и где нахожусь.

Я видел окно, а в окне звезды и тоненький месяц, я слышал откуда-то издалека тихий разговор и понимал только, что я в этом месте чужой, нахожусь здесь случайно и мне здесь не нравится. А еще — что-то со мной не так. С моим телом, тяжелым и непослушным. Поэтому лучше не дергаться, а попытаться привлечь внимание тех, кто тихо беседует где-то неподалеку.

Я промычал что-то нечленораздельное. И тут же мир перевернулся. Вспыхнул свет, мгновенно разогнав темноту и в комнате, и в моей голове. Я увидел белые стены, белый потолок, двух молоденьких медсестер. И вспомнил все.

— Ну что, больной? — спросила одна из медсестер. — Вам лучше?

— Лучше, — сказал я, хотя на самом деле уверен в этом не был.

Лучше? Да, наверное, лучше лежать на мягкой кровати с капельницей над головой и не чувствовать своего тела, чем НЕ БЫТЬ.

— Операция прошла удачно, у вас все будет хорошо. Вы поспите сейчас, набирайтесь сил, а то завтра к вам следователь придет.

О нет! Только не это! Какой еще следователь?! Что я ему скажу?! Я сам не понимаю, что произошло и почему!

Так я ему и скажу, не очень-то и совру…

Но спать сейчас не стоит, надо думать, соображать, с чего это вдруг Чоба набросился на меня, как на заклятого врага, да не где-нибудь, а возле собственного дома, да как раз тогда, когда я шел к нему с информацией. Ладно, убрал бы по-тихому, ПОСЛЕ того, как я все бы ему рассказал! А так… Надо думать, надо обязательно все понять как можно скорее…

С этой мыслью я и уснул.

Разговор со следователем, как и ожидалось, был чистой формальностью. Его вопросы, мои ответы… Они были так стандартны и скучны…

— Вы знаете, кто в вас стрелял?

— Понятия не имею.

— Что вы делали во дворе того дома?

— Гулял.

— В половине третьего ночи?

— Люблю гулять по ночам.

— У вас есть враги?

— У меня нет врагов.

— Чем вы занимаетесь? Где работаете?

— Пока нигде. В институт собираюсь поступать.

— Юрий Павлович, я советовал бы вам быть искренним…

Да, да, да, я все понимаю, но я чист и невинен, не замешан, не участвовал, попался бандитам под горячую руку. Бывает. И нередко. Уголовное дело? Ну заводите, раз положено! Найдите этих бандитов и покарайте их!

А где, собственно, Кривой? Почему не идет меня навещать? Неужели я разоблачен?

Ничего нет хуже неизвестности!

Я улыбался медсестрам, болтал с соседями по палате, пытался читать детективы в мягких обложках, которые приносила мне Инночка, одна из здешних медсестер, проявившая ко мне особенное участие, но на самом деле чувствовал я себя хреновее некуда.

Больно… Да не так уж и больно! Лишился почки… Ничего, не смертельно, не лишиться бы головы.

После той ночи минуло четверо суток, и никто ко мне не приходил, как будто вместе со мной перестреляли всех, кого могла бы беспокоить моя судьба… или просто никого больше не беспокоит моя судьба, и даже напротив… Придет в следующий раз медсестра Инночка и вколет мне что-нибудь такое!.. А впрочем, к чему подобные изыски, вот выйду из больницы, меня и прикончат, прострелят еще раз свежезаштопанный живот, и не поможет мне…

Не поможет КТО?

Я ведь помню очень хорошо тот выстрел, который отшвырнул меня в кусты, и то странное чувство, как будто я провалился в другое измерение, в мир за тоненькой прозрачной пленочкой, через которую все видно и слышно, но пули не проникают.

Чоба стрелял в меня в упор, раза три или четыре. И промахнулся.

А может, мне привиделось все? Может быть, все это — предсмертный бред? Кома? Клиническая смерть?

Но ведь Чоба стрелял…

А Инночка приносит мне фрукты, варит бульоны и печет пирожки. Бедному раненому, такому молодому и красивому, такому одинокому.

Я ей соврал, что вся моя родня проживает в другом городе… Нет, звонить не надо, незачем понапрасну беспокоить старушку маму, выкарабкался — и ладно. Сам позвоню ей попозже… В институт поступать собираюсь… В МАИ или в Бауманский… А ты?.. Ну да, конечно, медицинский…

А она хорошенькая, эта Инночка. Высокая, худенькая, и личико симпатичное. Одета только бедно, но ведь это поправимо…

Может, и правда?.. Спрятаться у нее на первое время после выхода из больницы, выяснить все, разобраться в происходящем. Сочетать, как говорится, приятное с полезным.

К сожалению, Инночка живет с родителями, правда, аж на Кутузовском — потому как дед у нее был генералом, — в огромной, судя по описанию, трехкомнатной квартире. Мама — врач-педиатр, папа — сотрудник какого-то НИИ с незапоминающейся аббревиатурой.

Милое, нищее, интеллигентное семейство… Только меня им не хватало.

А Инночка так смотрит и уже напридумывала себе, должно быть, Бог знает чего. Ох, девчонки, как же с вами просто!

Кривой посетил меня на второй неделе моего пребывания в больнице, когда я уже начал передвигаться самостоятельно и топал себе потихонечку в сторону уборной.

Худой, бледный, шатающийся, в халате и тапочках, которые принесла мне все та же Инночка, наткнулся я на довольного жизнью, цветущего и одетого с иголочки Кривого. Яблоки он принес. В целлофановом пакете.

Живой, сволочь…

Но от сердца почему-то отлегло. Вон, смотрит приветливо, улыбается, значит, не знает ничего, значит — будем жить.

Ну не удалось разделаться с ним на этот раз, так будет ведь и следующий.

— Ну что, живой?! — обрадовался Кривой. — Молодец!

Я смотрел мрачно.

— Хорошо выглядишь, халат какой роскошный!

Издевается еще.

— А что такой хмурый? Пойдем поговорим.

— Вы мне в уборную сходить позволите? А то, извиняйте, хочется очень.

— Валяй.

— Спасибо вам огромное!

В туалете я пробыл долго. Назло. Пусть посидит, подождет, раз уж приперся все-таки.